Я познакомил вас с этим человеком, после того как мы вернулись с востока. Вероятно, вы не хуже меня помните рассказы о том, как он дрался на своем «ястребке». Право, я убежден: умей он справляться со своими порывами, он непременно был бы удостоен звания Героя Советского Союза. А вместо этого он смещен: пришлось расстаться с командованием полком…
Всем нам – летчикам его полка, было родным и непреложно истинным его утверждение:
– Истребитель, проживший день, не сбив ни одного врага, – «дармоед советской власти».
Эта неуклюжая, но всем понятная характеристика: «дармоед советской власти» висела над нами как постоянный призыв: «бить, бить». И мы били. С утра до вечера наши взоры были устремлены к небу с одним-единственным призывом: «Покажись!» И стоило противнику появиться в бледном сиянии знойного неба, как начинался «танц-класс».
Да, мы дрались! Противник должен по сей день помнить неизменное соотношение потерь – три к одному в нашу пользу.
После той кампании Прохор дрался на финском фронте. Я встретил его не скоро. В одесской биллиардной он с ожесточением заколачивал шары так, что лузы вылетали вместе с кусками бортов.
– Ты можешь понять меня? – мрачно сказал он, когда мы за стаканом вина справляли нашу встречу. – Худо мне.
– Может быть, не так уж худо? – сказал я. Он помотал своей тяжелой, словно вырубленной топором головой: