– Дома?.. – ласково бросил полковник, заглядывая в крошечное отверстие в бинтах, откуда глядел одинокий, но веселый глаз моего друга.
– А то как же?.. – Прохор криво улыбнулся опухшей губой.
– Ну, товарищи, кто говорил, что Слепень не вернется?..
Полковник обвел нас искрящимся от радости взглядом. А когда наш полковник глядит такими глазами, нельзя не улыбнуться. Все улыбались. Улыбались боевые друзья Прохора – летчики, улыбались штабные командиры, улыбались мотористы техсостава, улыбались связисты.
Позже, сидя у койки Прохора, я услышал рассказ об его бое и заключение этого рассказа, которое вы еще не знаете.
– …Прижали они меня… – медленно шевеля распухшими губами, говорил Прохор, – как сел, не помню. Пехотинцы мне потом говорили, будто выкатился я из машины, как мешок, и упал. Фрицы в воздухе надо мной елозят и строчат. А я поднялся, прикрыл плечи парашютом, – значит, котелок работал: память и сознание сохранил. Пошел к лесу. Там бойцы, подобрали меня и перенесли на перевязочный. Очнулся, когда мне в затылке стали ковырять. Это вынимали осколки. Сунули меня потом в самолет. И… в Вязьму. Ну, а там дали направление в тыловой госпиталь. Поглядел я на эту бумажонку, и так мне стало скучно: неужто ж с родной частью расстаться?
И вижу тут: проходит под окошком знакомый человек – дружок мой по школе, но форма на нем аэрофлотская. Окликнул я его:
– Здорово, Сашок.
– Прохор?
– Чем ты тут командуешь, – говорю, – почему не в боевой?
– Не пускают, – говорит, – диспетчер я, раненых вывозим.
Поговорили мы с ним, и мне тут мысль пришла. Тихонько так ему:
– Слушай, Сашок, друг ты мне или нет?
– Вопрос…
– Недоразумение у меня: видишь ли, ваш летчик, из молодых, видно, был, вез меня в часть да заплутался, вон куда привез. А тут меня за тяжеляка считают и черт его знает, куда отправляют. Меня в части ждут, а лететь не на чем. Дай, – говорю, – самолет.
Поглядел он на мое оформление:
– Врешь ведь, Прохор.
Я в вираж:
– А говорил: друг. Самолета дать не можешь…
Видно, совесть в нем заговорила: дал.
Прохор не успел закончить рассказ. В дверях избы появился полковник, следом за ним врач.
– Дома? – весело спросил полковник.
– А как же иначе, – сказал Прохор.
– Дома-то, дома, – сказал врач, – но я все же не могу его тут оставить.
– Ну-ну, перестаньте, – сказал полковник, и глаза его сузились, – какой смысл увозить летчика из части? Потом ни он нас, ни мы его не найдем.
– Закон остается законом, – настаивал врач: – не имею я права оставлять в таких условиях тяжело раненого.
– Это кто же тяжело раненный? – Прохор поднялся на койке. – Кто тут раненый, я спрашиваю?