– А ныне автор учебников по самолетам, – как бы невзначай отметил полковник.
– Вы… – Уэллбридж замялся, но, преодолев неловкость, все же спросил: – Вы из интеллигентной семьи?
– Я крестьянин, – ответил Вотинцев и, словно вдруг поднялось в нем все его крестьянское прошлое, повторил: – Удмурты мы, крестьяне.
Прежде чем Уэллбридж успел еще о чем-либо спросить Вотинцева, дверь отворилась, и вошли двое молодых людей.
– Преподаватели Турбин и Осипов, – снова представил начальник школы.
Уэллбридж порывисто поднялся с дивана и, внимательно глядя на вошедших, быстро пошел им навстречу, будто спешил отгородить их своей широкой спиной от начальника. А вслед ему звучал спокойный голос полковника:
– Тоже из питомцев нашей школы и тоже авторы учебников.
Как бы торопясь, чтобы ему не помешали, Уэллбридж схватил руку Осипова:
– Когда кончили школу?
– Пять лет назад.
– Какого происхождения?
– Крестьянин.
Уэллбридж, не скрывая удивления, выпустил его руку и обернулся к Турбину.
– Вы хотели осмотреть школу, – сказал полковник, – машина ждет нас.
Через полчаса мы подъезжали к аэродрому… Над летным полем кружил истребитель. На старте был выложен крест, запрещающий посадку. У края аэродрома стояла небольшая группа людей, с нескрываемым волнением следивших за истребителем.
– Что случилось? – спросил полковник.
– Одна нога шасси подломилась, – доложил начальник летной части.
Я видел: полковнику хотелось отвлечь внимание Уэллбриджа от предстоящей посадки, но тот упрямо не давал увести себя к ангарам, которые неудержимо старался показать ему полковник. Кончилось тем, что поврежденный самолет на глазах всех нас вышел на посадку. Летчик выровнял машину. Одинокое колесо коснулось площадки, взметая клубы смешанного с песком снега. Поддерживая машину элеронами от сваливания вправо и левой, не давая ей развернуться на пробеге, летчик спокойно вырулил на свое место. Самолет мягко черкнул крылом по снегу и замер, грустно накренившись. Была только слегка помята консоль.
Глянув на Уэллбриджа, я заметил, что улыбка тронула его энергичный рот.
– Мастерская посадка, – сказал он начальнику школы, будучи не в состоянии скрыть восхищения, но тут же поспешил снизить впечатление своей похвалы: – Поверьте мне, – уверенно сказал он мне с усмешкой, – крестьянина вы никогда не научите так летать. Чувствуется рука, привыкшая к машине. Советую вам зубами держаться за таких инструкторов.
– Но… – полковник на секунду запнулся – это не инструктор, а ученик.
Уэллбридж улыбаясь сказал мне по-английски:
– Мне не хочется обижать полковника, а то я сказал бы ему, что обман хорош тогда, когда он не заметен.