Я не хочу критиковать вашу героиню – Пуня сделала большое дело. Она вела себя очень умно, и я рад, что могу на нее положиться, но я бы предпочел смотреть на вещи чуть более цинично.
В понимании Яна, пережитый ею ужас не заслуживал особого внимания, ее действия он считал хладнокровными и расчетливыми – он и сам поступил бы точно так же. Одаренная и способная решить любую проблему, Антонина благоговела перед Яном; часто чувствуя себя недостаточно хорошей, она постоянно старалась оправдать его ожидания, снискать его одобрение. Иногда Рысь, по примеру отца, огрызался, заявляя, что, будучи мужчиной, даже он разбирается во всем лучше, чем бестолковая женщина. Однако из дневников Антонины явствует, что она ощущала себя горячо любимой Яном, Рысем и «гостями», важным дополнением своего мужа, который, как она видела, строг ко всем и больше всего – к самому себе. Также она была согласна с ним в том, что животные общаются незаметно для людей. После короткой лекции Яна, ошеломившей ее, Антонина не могла заснуть. Какое признание, да еще перед друзьями! Редкое, как солнечный свет польской зимой.
«Ян был прав, немецкие солдаты реагировали на мою телепатию точно так же, как животные в зоопарке», – рассуждала Антонина в своем дневнике. В ее прошлом было множество мистических эпизодов, когда она была твердо уверена, что способна выстроить невидимый мост между собой и животными, заставить их повиноваться своим требованиям, обуздать их страхи, заставить их довериться ей. По словам Антонины, первый подобный опыт она пережила еще в детстве, когда проводила все свободное время на конюшне рядом с норовистыми чистокровными лошадьми, и, как она помнила, животные всегда успокаивались рядом с ней. Возможно, ее чрезмерно развитая способность сопереживать и улавливать тревогу была частью созидательной чувствительности, какая достается некоторым людям от природы, только чуть видоизмененная и иначе окрашенная детским опытом. Кроме того, и в случае Антонины это важно, дети, чья связь с родителями разорвана, иногда выстраивают крепкую связь с самой природой.
В ту ночь она лежала без сна, размышляя о тонкой грани, отделяющей людей от других животных, об этой призрачной черте, которая тем не менее представляется людям «своего рода Китайской стеной», той самой, что лично ей казалась едва различимой, почти невидимой. «Если это не так, почему мы тогда очеловечиваем животных и наделяем качествами животных людей?»
Несколько часов Антонина лежала, размышляя о людях и зверях, о том, как мало развилась зоопсихология по сравнению с остальными науками, скажем, с химией или физикой. «Мы все еще бродим с закрытыми глазами по лабиринту психологических тайн, – рассуждала она. – Но кто знает, может быть, в один прекрасный день мы раскроем секрет поведения животных, может быть, в один прекрасный день мы обуздаем свои худшие инстинкты».