«Человек слышит голос [Наставника] во всем в мире: в чириканье птичек, мычанье коров, в голосах и шуме человеческих существ – во всем этом слышится голос Бога…»[53]
Все наши чувства питают разум, и если посадить его на диету из жестокости и страданий, как ему остаться здоровым? Стоит сознательно изменить диету, научиться мысленно перенаправлять сознание, и можно напитать разум. Рабби Шапира твердо знал: даже в гетто обычные люди, а не только монахи, аскеты или раввины, могут таким образом умерить свои страдания. Для своих медитативных практик он избрал красоту природы, однако для большинства обитателей гетто природа осталась лишь в воспоминаниях – в гетто не было ни парков, ни птиц, ни зелени, – и они страдали от утраты природы, как от фантомных болей после ампутации, нарушившей ритмы тела, истощившей чувства, сделавшей главные представления о мире непостижимыми для детей. Один из обитателей гетто (Марек Эдельман) записал:
«В гетто одна мать пытается объяснить своему ребенку, что такое расстояние. Расстояние, говорит она, „больше, чем наша Лесная улица. Это открытое поле, а поле – это широкое место, где растет трава или початки кукурузы, и когда стоишь посреди поля, то не видишь ни его начала, ни конца. Расстояние такое большое, открытое и свободное, что там сливаются небо и земля… [Расстояние] значит непрерывное путешествие в течение многих часов, иногда даже целых дней и ночей, в поезде, на машине, может быть, на борту самолета… Паровоз дышит, сопит, глотает горы угля, как те, которые нарисованы у тебя в книжке, только настоящие, а море – настоящая огромная ванна, где волны поднимаются и падают в бесконечной игре. А в лесах растут деревья, такие же деревья, как на Кармелицкой и Новолиповой, но их так много, что невозможно сосчитать. Они сильные и прямые, с зелеными кронами, и лес полон этих деревьев, деревья повсюду, куда ни посмотри, на них много веток и листьев, на них поют птицы“»[54].
Раньше ликвидации произошло отлучение от Природы, и, как писал рабби из гетто, только благодаря чуду и силе духа можно было побороть физический распад ежедневной жизни.
1941 год
Лето сменила осень, и стаи снегирей, красных клестов и свиристелей устремились на юг из Сибири и с севера Европы по небесным коридорам, что старше Великого шелкового пути, пролетая над головой выстроенными в клин эскадрильями. Польша лежит на пересечении нескольких огромных птичьих маршрутов: южного из Сибири, северного из Африки, западного из Китая, – и осень расшивает небо кружевом перелетных певчих птиц и шевронами крикливых гусей. Насекомоядные птицы летят далеко в Африку, например, серая мухоловка преодолевает тысячи миль и движется без остановки над Сахарой около шестидесяти часов. Большим голубым цаплям и другим болотным птицам нет нужды лететь так далеко, они останавливаются на берегах Средиземного моря, Атлантики, Каспия или Нила. Перелетные птицы не всегда следуют четким маршрутам, и во время войны некоторые из них летели западнее или восточнее привычного пути, минуя перепаханную бомбами Варшаву, хотя бóльшая часть Европы была такой же неприветливой.