Поздней осенью «гости» и визитеры виллы тоже мигрировали в более теплые места и более надежные схроны. Жабинские встречали третью военную зиму с таким жалким запасом угля, что обогревать можно было только столовую, поэтому первым делом они слили воду из радиаторов, заколотили лестницу и второй этаж. После чего дом поделился на три климатические зоны: подпольной сырости, экватора первого этажа и полярных спален. Старая американская печь, топившаяся дровами, которую перетащили из Львиного дома, дымила немилосердно, но обитатели виллы все равно сидели вокруг нее, глядя сквозь маленькую стеклянную дверцу на красные и синие языки пламени, которые лизали куски угля, время от времени омывая их огнем. Пока труба пела гимн теплу, они наслаждались невыразимой магией волшебно согретого в мороз дома. Закутанные в шерсть и фланель, Ян с Рысем спали под кучей одеял и пуховых перин; когда они вскакивали с постели, накопленного тепла хватало ровно на то, чтобы одеться и бежать на работу и в школу. В кухне было словно в мясохранилище, мороз сковывал окна снаружи и изнутри, и приготовление еды, мытье посуды или, хуже всего, стирка – любая работа, требовавшая погружения рук в воду, – казались Антонине пыткой, кожа у нее на руках растрескалась так, что даже кровоточила. «Люди с безволосой кожей просто не адаптируются к пронизывающему холоду, – размышляла она, – разве только проявляют смекалку, чтобы натянуть на себя звериные шкуры и заточить в ловушку дымный огонь».
Каждый день, когда Ян с Рысем уходили, она впрягалась в санки и тащила бочку с отходами с бойни в курятник, потом кормила кроликов сеном и морковкой с огорода. Пока Рысь учился в подпольной школе в нескольких кварталах от дома, Ян работал в центре, в маленькой лаборатории, которая занималась инспекцией и дезинфекцией зданий, – малозначимая служба, приносившая ощутимую пользу: продуктовые карточки, ежедневные мясо и суп, право на труд, небольшую зарплату и нечто, совершенно бесценное для подполья, – легальный доступ во все части города.
Поскольку не хватало топлива, чтобы обогревать павильоны, сараи и три этажа виллы, всем «гостям» пришлось перебираться на зимовку в другие места, в Варшаве и в ее окрестностях. Подполье прятало некоторых евреев в усадьбах, оставленных немцами прежним владельцам, чтобы те снабжали продовольствием немецкие войска. Женщина на нелегальном положении могла там играть роль гувернантки, горничной, няньки, кухарки или портнихи, а мужчина мог работать в поле или на мельнице. Остальные укрывались в крестьянских домах, были учителями в деревенской школе. Одна такая усадьба, принадлежавшая Маурыцию Херлинг-Грудзинскому, находилась всего в пяти милях западнее центра Варшавы, и за все время там перебывало около пятисот беглецов.