Воин, сделав своё дело, снова взял карабин наперевес и вернулся к товарищу. Сергей «потрогал» его оружие, ощутил энергетику, и уж так захотелось ему спустить курок в тот момент, когда будет оно направлено на кого-нибудь из фашистов. Но нет, сейчас этого делать нельзя. Ну, угробишь всех, а кто станок в машину погрузит? А вот потом можно и похерить их. «Но кто ж тогда выгрузит станок? — подумал он и здраво заметил: — Надо троих оставить, чтоб они разгрузили машину. А потом и грохнуть их».
Второй солдат, закинув карабин за плечо, подошёл к лежавшему Степану, наклонился над ним, грубо схватил за волосы и рывком поднял на ноги. Сергей скрипнул зубами, но удержался, чтобы не задействовать пулемёт в мотоциклетной коляске. Кроме этого пулемёта он уже неплохо освоился с танком и мог бы запросто порешить половину солдат за несколько секунд. Пока они поймут, в чём дело, пока соберутся… Но нет, нельзя сейчас этого делать. Вот просто нельзя. Ждать надо. Ждать.
Степан открыл глаза. Что-то тихо сказал. Не дай Бог, он сейчас заорёт что-нибудь патриотическое! Если он не покажет станок, если фашисты не найдут этот чёртов станок, тогда Крутому придётся одному переть эту тяжесть на своём горбу? Ну уж нет! «Не вздумай сейчас геройствовать! — подумал Крутояров, мысленно обращаясь к Степану. — Сдай им станок, сдай им всё, что знаешь! Они ничего никому не расскажут, я обещаю тебе, они не успеют никому рассказать!».
Степан то ли услышал его, то ли окончательно решил больше не сопротивляться. Хотя куда тут сопротивляться? Он уже сломлен, ему осталось только показать, где станок, и умереть. В живых фашисты его не оставят, это и ежу понятно. Он был нужен им, только пока не раскололся. Степан поднял лицо к тяжёлому низкому небу и сделал шаг. Пошатнулся. Второй шаг. Снова едва удержался на ногах. Капитан Харт отступил в сторону, пропуская его. Он был явно доволен результатом. Пусть демона заполучить не удалось, зато он всё-таки рассчитался с подпольной газетой, за которой гестапо охотилось вот уже месяца три. Не совсем, конечно, получил её, но уже был очень близок к этому. По крайней мере, капитану очень хотелось в это верить. Он, пропустив босого и полуголого человека вперёд, кивнул солдату, потом второму, и они последовали за Степаном. Сам же Харт двинул замыкающим. Стрелки в оцеплении напряжённо замерли. Видно, капитан неплохо накрутил их, застращал этим «русиш демон», от которого можно ожидать чего угодно. Они боялись, это было видно по их окаменевшим лицам и выпученным глазам.
Степан еле передвигался, и солдат иногда тыкал его между лопаток стволом карабина. Подпольщик, шатаясь, брёл к спуску в подвал. Он опустил голову и уже знал, что сейчас его убьют. Может, ещё припашут, заставят переносить эту громадину. Впрочем, толку от него сейчас никакого. Убьют, скорее всего, сразу, чтобы не возиться. Или на столбе повесят с табличкой на груди: «Я печатал листовки». Крупными буквами, чтоб все видели. Впрочем, показательные казни придумали не фашисты. Сталин тоже использовал этот приём и в более крупных масштабах. Причём умудрился сделать так, чтобы кровь жертв оказалась не на его руках… людей расстреливали от имени народа. И простые люди требовали, чтобы врагов народа казнили.