Такой крохотной виделась она отсюда. Сжавшейся. Словно ее и не было.
Как, интересно, у нее устроена голова? — вдруг подумал Маттис. Хеге такая умница! Он очень уважал ее за это. Случалось, правда, что он доводил ее до бешенства.
Лучше бы она была моложе его, тогда бы он видел ее маленькой, кормил с ложечки, и из уголков рта у нее текла бы каша. Все было не так, как нужно, и это тоже.
Тени от деревьев удлинились. Вечерело, и повеяло прохладой. Доброй благодатной прохладой, особенно для того, кто вынес на своих плечах ношу труда и зноя.
Когда он подошел, Хеге поднялась.
— Надеюсь, ты ел? — приветствовала она его.
— А то как же? — многозначительно ответил Маттис, радуясь, что хоть что-то сегодня он сделал основательно и теперь может рассказать об этом. — Без еды меня там не оставили, — прибавил он.
Хеге принялась расспрашивать, где он был и что делал, ей хотелось узнать, как прошел день. И ему пришлось рассказать ей все.
— Там я и был до сих пор.
— Угу.
Он мог бы прибавить целый дневной заработок к тому, что она получает за свои кофты.
— Но он со мной рассчитался, — быстро сказал Маттис, — заплатил наличными.
— Это за что же?
Она была несносна.
— Да за те две гряды! Мы с ним в расчете. Как же иначе?
— Угу, — сказала Хеге.
— Ты и сама знаешь, что такое быть в расчете, ведь ты же вяжешь кофты.
От волнения у него дрожал голос, ему не терпелось поскорей рассказать Хеге о влюбленных.
— А потом я спросил хозяйку, и она не смогла ответить на мой вопрос, — закончил он свой рассказ.
— Опять? Все тот же вопрос? — с досадой спросила Хеге.
— Понимаешь, она такая…
— Неважно, ты должен раз и навсегда прекратить это, — строго сказала Хеге.
— А почему?
— Да потому, что это глупо, — с горечью ответила сестра.
Маттис весь сжался и промолчал. Какой вопрос он задал хозяйке, Хеге не спросила. Она и так это знала.
Зато вечером Хеге сказала, что хочет посмотреть его тягу, и Маттис принял это как вознаграждение за то, что ему так тяжко достался этот день. Постепенно он привык думать, будто тяга — это дело его рук. Наконец-то и Хеге захотела увидеть ее.
— Хорошо, что ты одумалась, — сказал он.
Было тихо, и все шло как положено. Маттис радовался и вертел головой, он ждал и прислушивался.
И вальдшнеп прилетел, со всем несказанным, что ему сопутствовало. И Хеге была здесь. Мерцание, крыло, коснувшееся сердца, и снова никого.
Хеге молчала, но, по-видимому, была в добром расположении духа.
Маттис был взволнован.
— Вот так, и опять, и опять, — сказал он.
Хеге заметила, что теперь им надо идти спать. Но, конечно, тяга взволновала и ее, подумал он.