– Нет. Он в морге. Там все хорошо. Прохладно.
Ирина с трудом усадила ее в кресло.
– На, выпей водички! Лена, ну, нельзя так! Здесь так душно. Может, на терассу выйдешь?
– Все одно. Везде жара. Самый дорогой заказала. – Мадам вытерла пальцами лицо. – Где мой платок?
Тяжелые, распухшие веки сонно опустились.
Ирина поднялась, подошла к вешалке, достала из сумочки свой платок. На стене индийская гравюра, на ней улыбающийся толстый Будда с блаженной улыбкой, под ним надпись. Ирина подошла ближе и прочитала надпись:
«Огненная проповедь. Глаза и все чувства объяты пламенем. Все объято пламенем, зажженным огнем любви, огнем ненависти. Весь мир стоит в пламени и окутан дымом».
Она обернулась к Мадам:
– Мухи… Что же это у тебя столько мух!
– Это все целулит! Или как его? Селитер! В такую жару вода нагрелась. Рыба в Истре пухнет от червей. Не может нырнуть на глубину – дохнет. Вот как я. Все наше «Мертвое море» дохлой рыбой покрылось. А мальчишки хватают ее в воде и выбрасывают на берег. Там вонь – хоть противогаз надевай! Оттого и мухи – от дохлой рыбы. Мне бы самой сдохнуть…
Мадам, вдруг сразу обессилев, уснула прямо в кресле, как будто кто-то выключил в ней жизнь.
Ирина занавесила окна простынями – может, мух будет поменьше.
Встала рано утром от палящего в окно солнца. Вышла из дачи, пошла лесом. В такую жару даже здесь все было тусклым, выцветшим. Только мухоморы горят как факелы. Пожухлая листва с прошлой зимы. Редкие пятна побледневшей травы. От общей тусклости и затхлости мухоморы горят еще ярче.
«Почему в такой красоте столько яда?!» – подумала Ирина. Она пнула ногой самый большой мухомор у нее на пути.
«Бывает, гуляешь вдвоем по лесу или чистому полю и чувствуешь, что рядом есть еще кто-то третий. И не знаешь, кто третий, не можешь догадаться. Все это связано с тоской. Есть люди, которым весело в пустыне. Там, где нет ничего, кроме смерти».
Она вышла к водохранилищу. Обрывистый берег, сплошь заваленный мусором. Она с трудом спустилась к песчаной полоске у воды. Разделась, вошла в воду. Прямо к ней бросились погибающие рыбки и начали кружить вокруг нее, плавая на боку. Ирина поймала одну из подыхающих рыбок.
– Бедные, бедные – даже утонуть не можете!
Она нырнула на самую глубину. Ее неприятно удивила вода неожиданно обжигающим, леденящим холодом.
Ее последнее лето в Коктебеле. Ей семнадцать лет. Юношеская тоска.
Она пошла к морю одна, назло, наперекор матери. От летнего кинотеатра остались только искрошившиеся кирпичи фундамента. Черный провал и полная тишина. Но она помнила все: и ту печальную музыку, и чудесные голоса мужчин и женщин.