– Откуда это у тебя? Японское? – с интересом спросил Сашка. Анна увидела его наклонившийся профиль, сложенный из простых точных линий.
Сашка протянул руку к кристаллу. Но в этот миг что-то безобразное, страшное случилось с его рукой. Посыпались ошметки, клочья сгнившей кожи. Сквозь оседающий прах открылись короткие черные кости. Эти ничем не соединенные костяшки сложились в руку скелета. Кости сомкнулись, крепко обхватили снизу кристалл. Луч отклонился в сторону, лицо Славки погасло.
Анна метнулась вперед, пугаясь одного – ощутить мертвый холод этой черной руки. Она потянулась к кристаллу, но и этого незавершенного движения было достаточно. Кристалл поплыл к ней, и вот уже он в ее ладонях. Она отступила назад, но луч плутовато прокрался между ее пальцами и облил щедрой зеленью старый лисий воротник шубы. Воротник неслышно вздохнул. На миг высунулась лисья морда. Черными ягодами в масле блеснули хитрые глаза.
Анна подхватила с полу сумку и быстро опустила туда кристалл. Спрятать, укрыть ото всех, унести…
– Что в темноте топчетесь? – сказала Вера Константиновна, выходя из кухни, и под потолком загорелся экономный свет. Запах жареной рыбы опять заполнил прихожую, словно мать принесла его в карманах своего застиранного фартука.
– Забавно, – медленно протянул Сашка. – Дай посмотреть. Неужели расщепляет свет на три луча? Быть не может! Надо подумать. Если перевести на язык чисел… Дай еще посмотреть…
Анна не ответила. Она плечом толкнула дверь комнаты и обрадовалась, что в ней не горит свет. Обернулась только, чтобы закинуть носик гнутого крючка в колечко.
Повалилась боком на кровать, не выпуская из рук сумки. Боже мой, что же это было там, в передней?
– Нюточка, девочка, открой! – послышался из-за двери голос матери. – Что с тобой? Ты заперлась? Ты не простудилась?
«Простудилась… пусть, пусть думают, простудилась», – прошептала Анна и неожиданно улыбнулась сама себе в глубокой темноте комнаты, где углы шкафов, спинка стула вдруг являлись из мрака, когда их находил случайный блуждающий свет с улицы.
– Бабуля, хочу фонарик, – на капризной струне затянул Славка. – Пусть мама откроет. Бабуля, ну скажи ей!
– Скажу, скажу. Что сказать?
– Зачем она дверь заперла? Мама – сука.
– Боже мой, ты не слушай, Нюточка. Вот к чему это приводит! Славик, кто тебя научил?
Но Славка заупрямился, утвердившись в своей маленькой обиде.
– Олечка говорит: дядя придет, и мама всегда запирается.
– Молчи, молчи! Какой дядя? Что ты, Славик? – воскликнула Вера Константиновна. Казалось, она слепо мечется в тесном пространстве, натыкаясь на стены.