. Покоренная граница. Излюбленные супермаркеты. Святой покровитель потерявшихся путешественников. Наши смутные будущности и еще менее четкие истории. Затерявшись в промежутке между тьмой, остававшейся позади, и тьмой, что еще лежала впереди, мы говорили о том единственном, что могли теперь видеть. О ночи. О ее темноте. О далеко идущей пустоте вечности.
– Вы когда-нибудь видели такую темную ночь? – спросил Рауль.
Я прищурился в ночь за лучами фар. Но тьма перед нами была поистине темна.
– Нет, – сказал я. – Даже близко такой не видел.
– Я вот тоже. Мы как будто едем сквозь ту незримую часть вселенной, куда не может проникнуть свет.
– Именно. За все свои годы я, по-моему, темнее ночи не видал.
– Ну а я видала… – Бесси открыла глаза и смотрела не мигая вперед, в налетавшую ночь. – То было, когда мы с папой в последний раз ходили рыбачить. Тогда я еще была нетронута, а луны не было.
– Ты некогда была нетронута?
– Да. И луна не выходила. Ночь была такой же темной, как вот эта. Тучи густые перед дождем. В непроглядной черноте даже свою руку не разглядеть, если к самому лицу поднесешь. Звуки такие насыщенные. Повсюду запахи. Ночь была настолько наэлектризована, что прям костями ощущаешь. То был единственный раз, когда я чувствовала ночь. Папа тогда у меня болел. Болел так, как мне было не понять. Потом мы разожгли костер и уселись рядом. Я была очень маленькая, но до сих пор помню темноту той ночи. Запахи. Крепость звука. Пульсации. Я вся дрожала под одеялом и всхлипывала. Тогда в последний раз я видела реку из-за плеч моего отца.
Машина теперь мчалась на скорости за девяносто, и я твердо жал на педаль. Покуда мы заговаривали минуты – мили, – сама машина, казалось, замерла во времени, словно «олдзмобил» был совершенно неподвижен, смертельно покоен. Вопреки одометру могло быть так, что машина оставалась на одном месте – а сам мир со всем своим изощренным безумием непреклонно несся мимо.
– Когда я был ребенком, я боялся такой вот темноты, – сказал Рауль после того, как миновало самое последнее молчание. – Мать, бывало, заходила выключить свет у меня в комнате – перед тем, как уложить меня спать. В неосвещенной комнате она ложилась ко мне на старый матрас и рассказывала истории, которые ей рассказывала в свой черед ее мать, когда была молода. Хорошая история, говорила она, может происходить во тьме собственного воображения. Только представь, Раулито, что в мире совсем нет света. Снаружи этой комнаты нет ничего, только вековечная тьма и чернота непроницаемой ночи. Слова могут быть светом, при котором видишь, что происходит в темноте твоего собственного ума. Закрывай глазки, Раулито, и давай я расскажу тебе еще одну историю. Закрывай глазки, Раулито, и представь, что эта ночь будет длиться вечно…