– Это достойная цель, – сказал Рауль, – хотя на самом деле она, скорее, задача. Но вы б не могли все равно чуточку сбросить скорость? Прошу вас!
Я слегка убрал ногу с педали газа. Игла немного отступила, затем твердо упокоилась на семидесяти пяти.
– Спасибо, – сказал Рауль. – Так для моих нервов гораздо лучше…
Далее я ехал через еще более плотный дождь, а Рауль и Бесси соответственно молчали среди хлещущих капель. Наконец Рауль показал сквозь ветровое стекло.
– Эй, Бесси, вы только гляньте!..
Бесси соблаговолила, но ничего не увидела.
– На что? – спросила она. – Я вижу один дождь.
– Именно. Влага до сих пор поступает!
– И?
– Ну, она противоречит вашей мысли, что все приходящее так же должно уйти. Дождь по-прежнему идет, как все остальное в этом мире, что остается и пребывает вечно. Как вода. И тьма. И основные законы математики.
– Нет, Рауль, в этом мире нет ничего такого, что остается навсегда. Ни солнце. Ни луна. Ни возлюбленный. Ни родитель. Все со временем подходит к концу. День и ночь. Люди, которых мы любим. Капризы человека. Плотины. Множество наций мира. Все они в какой-то момент должны подойти к концу.
– Но не наша же нация! – сказал Рауль, подаваясь вперед, чтобы еще сильней подчеркнуть свою мысль. – Наша останется и пребудет всегда!
– И ваши доказательства этому каковы?
– Доказательства вокруг вас. Только посмотрите. Что вы видите?
– Дождь.
– И?
– Нескончаемую темноту.
– Верно, вы это видите, потому что сейчас ночь. Но днем вы бы увидели пурпурные горы. И деревья в плодах. Флаг с тринадцатью полосами и сорока семью звездами. Мильные столбы. Дихотомии. Серебристого гольца. Особые мнения. Они все равно существуют – все они. Существование – лучший довод самого себя. Наша страна существует потому, что она продолжала существовать во множестве таинственных раздоров коллективной памяти. А это значит, что она и дальше существовать будет вечно!..
– Как ныне идущий дождь?
– Точно!
– Этот дождь, – примирительно сказал я, – вне всяких сомнений идет. И наша великая страна, конечно, существует наверняка. Такое неопровержимо. Но что касается других предположений, каковые выразили вы оба, что ж, я полагаю, нам просто придется пожить и увидеть, верно?
Бесси пожала плечами и самую малость скользнула поближе ко мне. Рауль не сказал ничего.
Перед нами дождь шел с прежней силой. Среди тьмы бесконечной ночи казалось, что падать он будет вечно.
* * *
Под рокот машины сквозь темноту мы втроем заговаривали остававшееся расстояние. Между окраиной Коровьего Мыка и обещаньем города впереди мы отыскивали слова для выражения великих вопросов дня, а потом, когда они полностью себя исчерпывали, – еще более великих вопросов этой ночи. И чем дальше мы отъезжали от Разъезда Коровий Мык, фокус нашей дискуссии сдвигался вместе с нами: от особенностей визита аккредитационной комиссии и грядущей рождественской вечеринки – к дождю, что ныне тяжко падал нам на ветровое стекло. От засухи к темноте. От дневного света к растворению. Без промедленья говорили мы о времени и влаге, о тьме и о любви – и о том, как такие вещи сходятся вместе и производят весь смысл в нашем мире: то, что остается и пребывает вечно.