У Томи закружилась голова, ей казалось, что она перенеслась в пору своего детства, в тот далекий день, когда она имела счастье любоваться этим ожерельем на плечах принцессы.
– Ну, как тебе мой подарок? – Диего не выдержал продолжительного молчания Томи. Он ожидал от нее совсем другой реакции. Всего, чего угодно: бурной радости, изумления, восторга, но никак не молчания. Томи в очередной раз поставила его в тупик.
– Откуда у тебя это ожерелье? – тихо спросила она.
– Это наше фамильное, – с гордостью ответил Диего, – оно принадлежало еще моей бабушке.
– Твоя бабка, оказывается, была индианкой! – не удержалась и воскликнула Томи.
– Что? Почему индианкой? Она чистокровная испанка и никогда не была на вашей земле, – не понял Диего жену. – Тебе что, не нравится мой подарок? Тогда давай я отвезу его в Испанию.
Диего даже протянул руку, чтобы взять ожерелье.
– Нет… нравится… очень… спасибо, – поспешно сказала Томи и спрятала ожерелье под одеяло, чтобы Диего не отобрал его. – Просто я никогда не видела такой красоты.
– То-то же. – Лицо Диего самодовольно вспыхнуло. – Для любимой жены мне ничего не жалко, даже фамильных драгоценностей.
Когда Диего ушел, Томи откинула одеяло и провела рукой по бесценным камням. Ее пальцы задержались на рубине. И в тот же момент какое-то странное ощущение пронзило Томи. Ей показалось, что она гладит не камень, а ощущает под пальцами теплую человеческую кровь. Томи поспешно отдернула руку. Она бережно завернула ожерелье в холщовую тряпицу, в которой привез его Диего, и спрятала подарок мужа под подушку.
Ева шагнула в ночной Мехико, как опоздавший на спектакль зритель в зал театра, занавес которого уже поднят и на сцене вовсю разворачивается завораживающее действие. Ночной Мехико сильно отличался от дневного. Как участник какого-нибудь карнавала, который сбрасывает свой повседневный невзрачный костюм, а вечером надевает на себя экзотический праздничный наряд, так и Мехико, окутанный днем вуалью густого смога, смутно проглядывающий сквозь его пелену резкими очертаниями зданий из стекла и бетона, ночью преображался. Многомиллионный мегаполис сверкал и переливался миллионами неоновых огней витрин, подмигивал глазищами светящихся реклам, мягко и невозмутимо смотрел умудренным взглядом окон домов на постепенно утихающую суету людей и машин.
Оказавшись на улице, Ева почувствовала легкое прикосновение руки Левина.
– Если уж говорить о моем Мехико, то я бы хотел показать вам Шочимилько.
– Шочимилько? – оживилась Ева. – Я слышала об этом живописном районе Мехико. Я так мечтала туда попасть, когда приезжала сюда несколько лет назад.