Через минуту к нему возвращается способность трезво мыслить. «Где же дети? Где мать? Почему он просил, чтобы я о ней заботился? А что с малышами?» Мозг парня начинает работать на всех оборотах. Почему Муаид не возвращается из сада? Что он там делает? Рашид бегом бросается к лестнице, перескакивает через две ступеньки, влетает в зал, поскальзывается на толстом шерстяном ковре и наталкивается на низкий столик для кофе. Падает, но тут же поднимается и в полумраке мчится к бассейну, протискиваясь сквозь чащу олеандров и опунций. Он царапает одежду и руки. Колючки кактусов ранят его до крови, но парень не чувствует боли. Он видит сгорбившегося Муаида, но нет ни лягушатника, ни выложенной терразитом аллейки вокруг него. Двоюродный брат, услышав шаги за спиной, медленно поворачивается. Его лицо искривлено от боли, а в глазах – отчаяние и ужас. Рашид становится рядом с родственником. То, что открывается его глазам, превышает человеческие силы. Через минуту он отбегает в сторону и блюет в большую воронку от снаряда. Согнувшись пополам над дырой в земле, он не хочет поворачиваться.
– Мы должны действовать, – шепчет Муаид, обнимая юношу за плечи. – Твоя мать жива, и сейчас мы должны позаботиться о ней.
Рашид подходит к разодранному, окровавленному пледу и дотрагивается до сгорбленной спины Хадиджи, которая лежит, свившись в клубок, среди детских тел. Женщина смотрит перед собой пустыми глазами. До нее не доходит ни одно внешнее раздражение. Она, как ребенок, прижала ладони к груди и молчит.
– Мамуля… – Рашид наклоняется к ней и обнимает несчастную женщину. – Встань, мы должны идти. Иди сюда, я тебе помогу.
Он старается сдвинуть ее с места, но в этот момент Хадиджа, уткнувшись подбородком в колени, начинает выть звериным голосом. Молодой человек в панике отскакивает.
– У меня в машине есть успокоительное и…
Муаид бежит к автомобилю.
– Но что с остальными? – растерянно спрашивает парень, когда двоюродный брат возвращается, держа в одной руке переносную аптечку, а в другой какую-то белую ткань.
– Как отец? – задает Муаид риторический вопрос, на который не ждет ответа. Невдалеке вновь раздается завывание собак и даже видны их светящиеся дикие глазища. – Мы должны заняться похоронами. Звери чувствуют падаль…
– Падаль! – с горечью восклицает оскорбленный брат убитых.
– Извини. Запах… Если займемся твоей матерью, а их оставим, то уже не за чем будет возвращаться.
– За кем, а не за чем! – Рашид, как подросток, кривит лицо в гримасе, а по щеке у него катится одна большая, как горох, слеза.