– Ты сучий сын! Ты сын осла! Будешь над нами смеяться?! – выкрикивает палач. – Оттяните его туда! – показывает он пальцем на изувеченное тело Карима. – От того уже никакого толку не будет. Пусть последует за своей глупой бабой.
Шнур, которым привязан замученный и потерявший сознание Карим, обрезают, и несчастный падает. При ударе о бетон он издает слабый стон. Он еще жив. Помощники перебрасывают его поближе к жене, обвязывают голову фольгой и стреляют. «Какие чистюли! – думает Хасан. – Не хотят запачкать ботинки».
– Наверх его! Если он такой шутник, посмотрим, как он будет смеяться через минуту.
С офицера грубо срывают одежду, и Хасан занимает место старого друга. «Я должен думать обо всем, только не о том, что они будут делать, – вспоминает он один из постулатов студенческих времен. – Нужно вспоминать самые счастливые или трагические случаи из жизни. Или такие, что приводят в бешенство. Лучше все же радостные, – решает он и уплывает в далекое прошлое, когда учился в Польше и узнал Баську – любовь всей жизни.
– Говори, с кем встречался и где? – раздается вопрос, подкрепляемый сильным ударом бейсбольной биты.
Хасан издает пронзительный вопль. «Над криком труднее совладать, чем над эмоциями, – проносится в голове мученика. – Никто не совершенен».
– Фамилии, телефоны, адреса! Вы, военные, знаете, что их нельзя записывать, и всегда все запоминаете. Говори, дурак!
Тишина. В огромном зале, предназначенном для пыток, стоит такая тишина, что слышно, как мухи летают. До слуха Хасана доносится шорох, который, наверное, издают крысы. «Побои не так страшны, как рассказывают, – приходит к выводу офицер. – Увидим, что будет дальше. Но что бы это ни было, я должен вынести пытки с честью и умереть достойно. Если избиение до смерти может быть достойным… Меня ждет Адам, и уже вскоре мы с ним встретимся. Мы будем вместе бегать в саду аль-Джанна[103] и купаться в реках с кристально чистой водой, вином, медом и молоком. Интересно, есть ли там велосипеды, мой маленький сынок так любил на них ездить».
Ему на память приходят события, связанные с покупкой первого велосипеда, тогда трехколесного, который он подарил Адаму в четыре года. Какая была радость в доме! Они поставили его под елочку, потому что в те дни как раз отмечали праздник Айд аль-Фитр – окончание Рамадана – и Сочельник. «Я всегда твердил, что Бог один. Кто знает, может, общий для мусульман и христиан. Поэтому каждый год мы отмечали все религиозные праздники и одной, и другой религии, – вспоминает Хасан. – Я позволил крестить Басе детей и ходить с ними каждое воскресенье в костел. Каждую пятницу надевал на себя и на своего сынка галабии и ходил с мальцом на молитву в мечеть. Малыш еще не мог решить, где ему лучше, чем смешил всех толерантных родственников».