Огонь. Ясность. Правдивые повести (Барбюс) - страница 400

Из многочисленных свидетелей этого происшествия трое дали письменные, совершенно точные, показания с соблюдением всех формальностей. Вот их имена: Бурдо, Роллан, Рошто.

«Бедная мама», которая жила в Ангулеме, узнав о смерти своего сына, обезумела от горя. Заливаясь слезами, она написала военному министру, попросила дать объяснения. В каких же словах министр выразил ей соболезнование, принес извинение, как попытался он оправдать преступление негодяя?

Вот письмо, полученное г-жой Бонорон от главы военных властей, которые забрали у нее сына, юношу двадцати одного года, и, едва он успел покинуть порт, вернули его мертвым.

«Сударыня!

В ответ на ваш запрос имею честь сообщить вам результаты расследования, которое я приказал провести для установления обстоятельств смерти Оливье Бонорона, солдата 107-го пехотного полка, раненного 1 октября на борту судна «Гаити», направлявшегося из Бордо в Марокко.

По дороге в больницу Оливье Бонорон рассказал следующее:

«Находясь в трюме парохода «Гаити», принадлежащего «Трансатлантической компании», я стал свидетелем ссоры, возникшей между сержантом и одним негром. Этот последний ударил сержанта, и тот, выхватив револьвер, начал угрожать негру. Я бросился к сержанту, хотел его обезоружить, и в тот момент, когда я схватил его за руку, он нажал спусковой крючок и выстрелил мне в живот».

Несмотря на все принятые меры, солдат Оливье Бонорон умер в больнице Руайана в два часа утра.

Хотя ужасное происшествие было совершенно непреднамеренным, виновник его заключен в тюрьму по приезде в Касабланку и передан военным властям. Он предстанет перед трибуналом.

Акт о смерти Оливье Бонорона подписан мэром города Руайана 2 октября сего года.

Примите уверения в совершенном к вам уважении».

Не будем говорить о равнодушном, развязном и даже грубом тоне этого письма, о канцелярском слоге, которым этот армейский сановник сообщил матери погибшего о результатах мнимого расследования. Отметим лишь, что перед нами два изложения одной и той же драмы: одно правдивое, а другое военное.

Все заявление военного министра — чистейшая выдумка от первого до последнего слова. Прекрасно зная, что по этому «происшествию» не будет проведено никакого расследования и никакого опроса свидетелей, памятуя, что свидетели и возможные обвинители исчезнут в рифском аду (куда легко попасть, но откуда трудно возвратиться), надеясь на то, что правду о трагедии, разыгравшейся однажды вечером на борту судна, поглотят волны морские, развеют ветры буйные, глава французской армии, имевший полную возможность установить истину, нагло перелицевал факты, дабы спасти «честь мундира». Интрига этого романа-фельетона вымышлена от начала до конца. Все происходило совсем иначе, чем повествует казенная бумага, присланная с улицы Сен-Доминик. Бонорон ничего не рассказывал, пока его переносили в больницу: в это время он уже был бессловесным трупом. Три свидетеля, о которых я упоминал, три его товарища по 107-му полку, выехавшие одновременно с ним из Лиможского гарнизона, сделали все трое совпадающие и совершенно точные заявления, которые полностью разоблачают министерскую ложь.