Судно «Гаити», принадлежащее «Трансатлантической компании», только что отплыло от берегов Франции, груженное свежим пушечным мясом. Среди молодых солдат оказалось и несколько бывалых служак, — как, например, сержант 3-го полка колониальной пехоты, — один из тех грязных скотов, которых штабные офицеры и чиновники военного министерства стыдливо именуют: «Весьма энергичный унтер-офицер». На самом же деле он был отъявленный бандит и закоренелый пьяница. Общеизвестно, что полки колониальной пехоты по большей части находятся в дрожащих руках подобных типов.
Так вот, этот самый сержант уже несколько раз пробежал по палубе судна, которое мы с полным правом можем назвать торговым. Наступили сумерки, было уже половина девятого вечера, и очертания берегов Франции едва можно было различить в далекой дымке. Многие поднялись на палубу подышать свежим воздухом, полюбоваться последними отблесками заката и в последний раз посмотреть на родную землю, которая постепенно стушевывалась — как будто таяла между небом и морем. Рядовой Бонорон тоже вышел из трюма и, подставив лицо ветру, задумчиво смотрел вдаль; картины внешнего мира, пройдя сквозь призму его мыслей, причудливо преломлялись в его мозгу.
На палубу вылез пьяный в стельку сержант, в измятой фуражке, съехавшей набок, с искаженной физиономией и шалым взглядом. Спотыкаясь, переходил он от группы к группе, приставал ко всем, хватая то одного, то другого, разглядывал их, рыча от злости, как бешеная собака. «Это ты? Ты?» — бормотал он. Этот сумасшедший искал кого-то. Утром он повздорил с другим сержантом, с острова Мартиники, и теперь, после нескольких стаканов спиртного, в его пьяной башке засела дикая мысль: убить марроканца. Ведь когда люди поссорятся, иного выхода нет. И, шатаясь из стороны в сторону, он угрожающе размахивал револьвером, упрямо разыскивая черного сержанта.
Вдруг этому мерзавцу, у которого все плясало перед глазами, показалось, что он нашел наконец своего недруга. И тогда он вытянул руку и выстрелил.
Оливье Бонорон, раненный в живот, рухнул на палубу и простонал:
— Все кончено! Бедная мама!
Это были последние его слова. Он потерял сознание и больше уж не приходил в себя. В нем продолжала жить только боль; можно сказать, что он был уже мертв, хотя сердце его билось еще больше суток.
Пароход остановился на рейде у маленького порта Руайан. По радио запросили помощи, и вскоре за раненым, которого постепенно покидала жизнь и у которого не было сил кричать, приехал катер. Но уже ничто не могло спасти юношу, и после тридцати-часовой агонии он скончался в руайанской больнице.