В самом деле, индейцы, изображавшие похитителей, падали с лошадей удивительно неуклюже и как-то нелепо, неестественно взмахивали руками и корчились, когда валились на землю, поверженные выстрелами неустрашимого отряда мстителей, прискакавших во главе с миллиардером и с женихом.
Наконец сцену кое-как засняли. Но глядим — индейцы все еще лежат на земле, не шевелятся. А вокруг них — кровь, кровь… Целые лужи крови!
Падали они неуклюже, зато убили их очень ловко! Прикончили целую дюжину.
И сразу же у всех мелькнула ужасная догадка о роковой случайности: совершенно не подозревая об этом (никто, никто не подозревал), актеры, игравшие роль преследователей, стреляли не холостыми зарядами, а настоящими пулями.
Призовите на помощь воображение, и пусть оно живыми красками представит вам картину моего отчаяния на этом необычайном поле битвы. Я при всех рвал на себе волосы, бил себя кулаком в грудь и горько корил себя, зачем не проверил патронов, но кто же мог подумать, что в холостых патронах окажутся пули. Я рыдал, стонал, кричал, что теперь я навеки опозорен. Потом пошел прочь, пошатываясь, едва держась на ногах, заявив, что отдам себя в руки судебных властей, или же еще хуже… покончу счеты с жизнью, потому что я виновник этой нежданной ужасной катастрофы, стоившей жизни двенадцати хозяевам нефтяных участков.
Ко мне в мой маленький домик прибежал приятель, и я у него на глазах, как лев в клетке, метался из угла в угол и кричал, что наложу на себя руки. Тут пришли и другие, а я все выл, как сумасшедший: «Убью, убью себя!» Но друзья принялись уговаривать меня, приводили всякие разумные доводы, и я наконец немножко успокоился.
Началось следствие. Полнейшее сходство пачек патронов заряженных и патронов холостых и стечение обстоятельств, из-за которого было вполне возможно их спутать, оказались настолько очевидными, что моя героическая самозащита, — отважные утверждения о моей невиновности, — взяла верх в глазах шерифа над возникшими подозрениями, и обвинение с меня было снято.
Но я все-таки смотался из тех краев, сразу же устроился на должность заведующего юридическим бюро крупной нью-йоркской фирмы и получил весьма солидный оклад.
Когда я уже был в Нью-Йорке, мне стало известно, что все племя индейцев взбудоражено — «подул ветер гнева», и десять уцелевших хозяев нефтяных источников, того и гляди, выкинут какую-нибудь неприятную штуку. Главным смутьяном и подстрекателем к бунту, как выяснилось, был один из краснокожих нефтевладельцев — Гарри Чалый Конь. Он осмелился открыто обвинять компанию в предумышленном истреблении индейцев из-за того, что она не желает делиться с ними прибылями.