— Это ужасно!..
— Слишком мягко сказано. Но еще ужасней, что таких подземных лошадей множество — в одной только Франции их десять тысяч. Не станем утверждать, что в таком положении находятся все лошади в шахтах. Вам всегда могут указать на какое-то исключение. Но среди этих десяти тысяч огромных адских призраков сколько найдется таких, которые не в силах сразиться даже с крысой, у которых вытекли или выколоты глаза, гниют ноги или разрывается чрево, как у роженицы при схватках. Сколько из этих существ кричит от страданий? Лошади редко кричат. Здесь это можно услышать.
— А эта лошадь сейчас не работает?
— Потому что мы здесь. Ей выпала небольшая передышка, обычно она работает двадцать четыре часа в сутки.
— Двадцать четыре часа из двадцати четырех?
— Ну да. Три смены шахтеров, каждая по очереди, пользуются той же лошадью — арифметика простая. У нее выматывают силы, лишая ее сна, загоняют насмерть этот живой механизм. И хоть она служит меньше, такая система выгодна предпринимателю.
— Если бы не лошадь, то вместо нее пришлось бы мучиться человеку.
— Работа не должна быть пыткой ни для кого.
— По-вашему, лошадь — это кто-то?
— Да.
Я жалею лошадь так же, как человека. Не вздымайте рук к небу, прошу вас. То, что я сейчас сказал, я сказал инстинктивно, это крик моей души, но я могу его объяснить, потому что принадлежу к тому суровому и ясному направлению, которое не боится анализировать крики, страдания так же, как оно анализирует сны.
Уже давно я заметил, что, когда я вижу слепого с собакой, мне жаль собаку так же, как человека. И, сказать по правде, к собаке у меня больше жалости, чем к человеку.
Этому есть разумное основание, особенно для нас, для тех, кто все строит на разуме. Вот оно: человека поддерживают и порой вдохновляют миражи. Когда верующий страдает, он говорит себе: «Тем лучше!» — и когда умирает, говорит: «Наконец-то!» Иными словами, ему, как и нам, иногда опорой бывает уверенность, что страдание — начало избавления от страдания. Мучеников нашего времени, наших распятых, поддерживает не символический крест, но самая основа всех вещей; они знают, что составляют одно целое с ужасной правдой. Есть, впрочем, и заблудшие, которые ищут забвения в алкоголе.
Нужно также сказать, что если мы, люди, страдаем, то почти всегда по своей вине. Мы страдаем за свои идеи, либо из-за законов, которые сами же позволили навязать нам, либо из-за преступлений, которые совершаем или позволяем другим совершать. У животного нет знаний и нет веры. Оно не может действовать самостоятельно и, следовательно, поистине невинно. Причина его страдании — в людях. Животное страдает за ничто, тогда как я и ты, мы страдаем за что-то. Вот почему для меня невыносимо видеть страдания животных.