— Мой дом находится…
Валентайн мотнул головой:
— Знаю я, где дом штатного мага, — он чуть наклонился вперёд и, припуская Королеву, перекричал шум дождя: — Но я собирался перекусить, так что…
«Моё мнение значения не имеет», — я вздохнула.
Влажно цокали копыта, улица стремительно пустела. Мы нырнули под навес трактира с распахнутыми ставнями. Плюгавый мальчик у дверей поклонился и, пожирая Королеву глазами, принял поводья. На всякий случай я крепко ухватилась за локоть Валентайна. Королева отпустила меня без приключений, но слезла я всё равно неловко. Валентайн со звериной грацией выпорхнул из седла, едва глянул на поклонившегося мальчишку и вошёл в озарённый жёлтым светом дверной проём.
— Королева, — одними пухлыми губами прошептал мальчик и повёл своенравную лошадку под дождь за угол дома.
Похоже, Валентайн здесь если не частый, то известный гость. Светлый хвост дёрнулся и исчез за поворотом, а я всё стояла, широко расставив ноги и наслаждаясь покоем в отбитой части тела.
Над дверью зеленела медной патиной вывеска «Графское подворье», из зала тянуло жареным мясом и чуть кисло вином, но шума, свойственного дешёвым питейным заведениям, не доносилось. Хотя сквозь шелест дождя слышались голоса. Утренний ломоть хлеба с бужениной и помидорами давно переварился, с каждым вдохом ароматы казались приятнее. Наконец, желудок громко заурчал.
«Валентайн хочет поговорить, как землевладелец, и я обязана его выслушать», — с тяжёлым сердцем и сжимающимся желудком я шагнула внутрь.
С первого, и второго, и третьего взгляда заведение выглядело пристойно, пусть на столах и не лежали скатерти, но столешницы — чистые, лавки — крепкие, в углах — кадки с блёклыми цветами. Масляные светильники желтили выбеленные стены и отскобленный до блеска пол, массивные двери и стойку трактирщика под тёмной лестницей. Крутая и глухая, она тянулась на второй этаж почти от входа.
У окна, загородив проход крытыми тканью корзинами, болтали две дородные женщины за сорок. Одна заметила меня, шепнула другой, и оживлённая беседа стихла. Несколько мужчин чиновничьего вида рассредоточились по залу и будто не видели ни друг друга, ни меня. Широкий стол у камина оккупировала семья: муж, жена и семеро детей, младший кульком сопел на руках бледной матери. Не столичное кафе, но что-то вроде того на местный манер.
— Наверху, — раздалось сбоку.
Вздрогнув, я оглянулась. Рядом с боковой дверью стоял низкий — мне, коротышке, по грудь — старик с кружкой и тряпкой в руках. Он улыбнулся, обнажая широкие желтоватые зубы:
— Вас ждут в верхнем зале, обед подадут через две минуты. Можете так и передать господину Эйлару.