— Тех, за кого некому заступиться, притесняют везде и всегда. Спокойно может жить только потомственная ведьма, мать которой инициировалась с сильным магом и нашла ей сильного инициатора.
В груди похолодело. Мама была такой, я могла быть такой — и никто не смел бы бросать жребий, чтобы меня «допросить». Зубы заскрипели, я с трудом их разомкнула, расслабила мышцы, но в груди тянуло, леденило.
— А… ты с кем инициировалась? — тихо спросил Валентайн, и его локоть снова задел моё плечо. — Прости за нескромный вопрос, но хотелось бы знать уровень силы.
И зачем он на «ты» перешёл, а?
— С назначенным комиссией студентом. У него был неплохой магический потенциал, так что силы нормальные. И я не хочу об этом вспоминать, — я откусила бутерброд.
Откинувшись на ствол, Валентайн задумчиво протянул:
— Значит, не понравилось.
К щекам прихлынула кровь, и бутерброд застрял в горле.
Да его какое дело? Что за вопиющая бестактность? Или думает, признавшись, что не девственник, он получил право обсуждать мою личную жизнь?
— Но в этом ничего удивительного нет… — продолжал рассуждать Валентайн, и меня захлестнуло новой волной жара. — Варварство, конечно, сводить девушек с неопытными юношами.
Ну что он несёт? Ведь в инициации главное не удовольствие, я живое тому подтверждение. У меня не было слов, да и будь они — мешал бы говорить кусок бутерброда во рту. А Валентайн снисходительно улыбнулся:
— Но в следующий раз, уверен, повезёт больше.
Сплюнув бутерброд, я звонко предупредила:
— В следующий раз язык откушу.
Брови Валентайна взлетели вверх, щёки пошли красными пятнами. Он поёрзал, будто удобнее устраиваясь, и невнятно отозвался:
— Я просто посочувствовал. Природа же обделила вас, женщин, сделав первый раз неприятным, а вдруг вы об этом не знали, вдруг вы… из-за этого больше не хотите.
Ещё один заботливый нашёлся, жезл ему в зад. Я отвернулась:
— Я об этом знала.
— Уг-кхм. Кхм.
Я посмотрела на остаток бутерброда в своей руке. Нежное мясо, лук, душистый хлеб аппетита не вызывали.
Интересно, чем сейчас занят Саги?
Я сунула бутерброд в обёрточную бумагу и запихнула в сумку:
— Пора работать, — поднялась. — Быстрей начнём — быстрей закончим.
— Да, конечно, — тихо отозвался смотревший в сторону Валентайн.
У него до сих пор горели уши. Что-то кажется, о недевственности своей он солгал. Но не мне его судить.
На тёмно-синем небе проступал серп луны, и глаза Валентайна отливали серебром, губы кривила жутковатая улыбка. Умом я понимала, угрозы глазная иллюминация не несёт, и у оборотней при виде луны настроение обычно улучшается, но страх пощипывал кожу и мешал задремать.