Собеседник, оказывается, сдаваться не собирался.
– Но если додумать вашу мысль до конца, то получается, что мы ни о чем не можем судить, никогда не узнаем, что происходит на самом деле. Бог с ними с чувствами, но мы, выходит, не можем доверять и наукам. Как же мы умудряемся жить? Получается, я не могу быть уверен даже в завтрашнем восходе солнца!
– Но представьте, как вы обрадуетесь, если он все-таки случится.
Доктор вскочил, сделал круг по комнате. Второй раз за время разговора остановился перед дверью, как бы опять прикидывая, а не уйти ли ему отсюда. Но это была его комната.
– Можно привести множество опровержений вашего заявления.
– Приведите.
– Возьмем хотя бы вашу невесту, – роковым тоном произнес доктор.
Холмс слегка раздул ноздри.
– Зачем?
– Как вы думаете, могу я знать что-нибудь о ней?
– Смотря что. Вы ведь тут виделись. Мало ли что она вам сказала.
– Могу ли я знать о ней что-либо такое, что она хотела бы скрыть?
Сыщик весело покачал головой.
– Исключено.
– Между тем я могу утверждать, что она не англичанка.
– Верно, она не англичанка. Она русская. Ее фамилия Павлова. Елизавета Павлова. Подозреваю, что роман, который мы здесь разыгрываем, это русский роман.
За дверью послышались множественные, приближающиеся шаги. Холмс и Ватсон выжидающе поглядели на дверь. И оба сказали: «Войдите!», когда раздался стук. Ватсон в глубине души пожалел, что поспешил разрядить свой револьвер.
На пороге стоял Эвертон. За ним все братья Блэкклинер, Лестрейд и еще кто-то. Они все явно удивились, увидев Холмса. Он спросил твердым голосом:
– В чем дело, джентльмены?!
Из толпы выбрался инспектор, он почесывал переносицу и морщил лоб, и был при этом по-особенному официально серьезен. Он не играл в этот момент.
– Повесился привратник. То есть, сэр Оливер. Он оставил записку, из которой следует, что это он убил отца.
– Какого отца?! – прошипел Холмс.
– Под подушкой у него было обнаружено три тысячи фунтов. Его сиделка понятия не имеет, откуда они взялись. Она отлучалась в деревню.