Однажды утром, после голодной, безрадостной ночевки, Хуссейн застал своего брата за странным занятием. Тот обрезал со своих доспехов серебряные бляхи и выковыривал бирюзу и гранаты из рукояти своей сабли.
– Что ты задумал? – задал естественный вопрос обеспокоенный родственник.
– Я решил отправить Улджай Туркан-ага в Самарканд. Она поживет у моей сестры. Так же, как моя первая жена.
– Не знаю, что и сказать на это.
Подбрасывая на широкой мозолистой ладони несколько помутневших от старости камешков, Тимур сказал:
– Когда-нибудь мы с тобой будем правителями Самарканда. Отправляя туда свою любимую жену, я поселяю там свой гарем. Пусть с этого и начнется наше возвращение.
Хуссейну понравилась уверенность брата, но оставались некоторые детали…
– Но ведь не сам ты повезешь ее туда?
– Мне там появляться нельзя.
– Правильно. Но тогда кому ты можешь доверить это дело? Тут надо подумать.
Тимур пожал плечами:
– Чего тут думать? Байсункар болен, значит, поедет Мансур.
– Это хорошо, что ты ему можешь довериться, но путь неблизкий, и ему потребуются деньги.
Тимур еще раз подбросил в руке добытые ценности и насупился. Он и сам понимал, что этого мало.
Хуссейн тоже задумался, у него было лицо человека, мысленно что-то взвешивающего. Какие-то неизвестные «за» и «против».
– Погоди.
Хуссейн подошел к своему коню и из переметной сумы достал тряпицу. Развернул ее, на свет показался дорогой перстень со смарагдом. Тимуру показалось, что он его где-то видел.
– Возьми, пусть продаст, этого должно хватить. Только скажи ему, чтобы не продешевил.
Тимур все силился вспомнить, где он видел это украшение. Ах да! Это был тот самый перстень, который Хуссейн вручил своему касса-хану в благодарность за хорошее исполнение касыды Кабул-Шаха. Сколь ни печален был эмир Тимур, но он едва удержался, чтобы не расхохотаться. Ловок, оказывается, брат. Надо понимать, что и само выступление подготовил он. До такой степени мечтал породниться. Певец спел, мгновение подержал в руках перстень, а после хозяин, не привыкший разбазаривать ценности, отобрал его обратно.
– Ты смеешься, Тимур?
– Я просто радуюсь тому, что теперь мне не придется беспокоиться о судьбе моей жены.
На следующий день пало еще несколько лошадей. Жене эмира, Мансуру и двум охранникам выделили лучших из оставшихся, так что, когда Улджай Туркан-ага скрылась со своими сопровождающими за ближайшими барханами, картина вырисовалась удручающая. Под водительством двух эмиров осталось войско, состоящее всего лишь из десяти человек. Самое неприятное было в том, что лошадей осталось еще меньше. Всего семь.