Произнося эти слова, человек с крашеной бородой переводил взгляд с одного гостя на другого, стараясь понять, какое впечатление произвели его слова на каждого из них. Если бы он не был так внушителен и импозантен, то могло показаться, что он не вполне уверен в себе и готов к любому развитию событий, даже самому неблагоприятному.
Сообщенное им было столь неожиданно, что оба эмира замерли в удивленном молчании. Гердаб-бек воспользовался этим и предложил пройти внутрь крепости, в его дом, где, по его словам, можно было спокойно, не смущая толпу, подробнейшим образом поговорить обо всем, что заинтересует гостей-победителей.
Названые братья переглянулись. По лицу Хуссейна было заметно, что он начинает разделять сомнения Тимура.
– Хорошо, – сказал Тимур в ответ на предложение Гердаб-бека, – мы войдем в твой дом, великий визирь, но только после того, как выразим свое почтение пригласившему нас благороднейшему Шахруд-хану.
– Да продлит Аллах его дни! – заявил Хуссейн в добавление к словам брата.
– Воистину да продлит! – воздел руки Гердаб-бек и повернулся, пропуская дорогих гостей внутрь крепости.
Гости неторопливо вошли.
Внутренность укрепленного селения не поразила их воображения ни блеском построек, ни благоустроенностью улиц. Вместо сладкозвучного пения соловьев можно было слышать только истошные вопли еще не съеденных ишаков.
И с самой большой натяжкой Чокал не мог быть признан городом, единственным его достоинством являлось удобное расположение, почти все его укрепления были естественного происхождения, лишь в двух местах местным жителям пришлось приложить собственные усилия для возведения чего-то, отдаленно напоминающего крепостные стены. Многие годы спустя, уже став повелителем огромной империи, Тимур сумел проявить должным образом свое уважение к градостроителям и архитекторам, которое жило в нем всегда. Самарканд стал одним из величайших и, вероятно, самым красивым и благоустроенным городом своего времени, далеко превзойдя по этой части Париж потомков Филиппа Красивого, не говоря уж о Лондоне и Толедо. И вот, идя по пыльным, сирым улицам нищего горного кишлака, будущий Повелитель Вселенной нес в своем сердце образ идеального Самарканда и одновременно глубочайшее презрение к тем, кто сумел даже такое место для крепости, каким являлся Чокал, превратить в свалку строительного и человеческого мусора.
– В селении есть вода? – спросил он вдруг у облаченной в расшитый серебром бархат башни, шагавшей рядом с ним.
– Вода? – переспросил Гердаб-бек.
– Да, вода, своя вода, вода, за которой не надо выходить из крепости?