С туземцами, по его словам, отношения у него тоже прекрасные. Конечно, бывает — «балуют», вырезывают охотничьи поселки, что по рекам разбросаны, ну, так и наши тоже не промах: сколько они сами этих туземцев перерезали — счета нет! Ну вот и бывает, что в отместку. А то все тихо. А к форту они не сунутся, — потому боятся! Правда, в прошлом году попробовали — сунулись, даже в форт забрались, да он их так пугнул! И старик стал расхваливать свою команду. Молодцы такие, — все стрелки знаменитые, в лет ласточку пулей в голову бьют. Нет! Сюда, в крепость, не сунутся. Раз сунулись, да обожглись…
Когда комендант с командиром вышли во двор и комендант увидел «Диану», которая уже втянулась в пролив, он даже руками о полу ударил.
— Что вы наделали! — закричал он. — Да ведь лед пойдет, ведь льдом все судно поломает, на камни выпрет!.. Эко дьяволово место выбрали! Уходите-ка на чистую воду. — Потом он помолчал, почесал затылок и добавил:
— Впрочем хрен редьки не слаще. И там вас лед заломает. Ведь здесь через неделю-другую такой чертолом пойдет — льдина на льдину полезет. Выше ваших мачт лед встанет. Горами встанет! На берег попрет, лес ломать пойдет! Треск тут такой будет, что просто ужасти!.. Спать не даст!
Командир «Дианы» начал теряться. Остаться здесь на зимовку — значило потерять судно и провести мучительную зиму. Идти в океан на судне с поломанными мачтами, с течью в трюме и с креном в 30° — было верхом безумия.
Оставалось одно: чиниться спешно в расчете на то, что запоздает зима. Тут на Аляске возможны были такие случайности, — иногда круглый год нет льда, реки не замерзают, зато, правда, бывает, что закрутят такие холода, что лед не тает круглое лето, от зимы до зимы держится.
Командир решил энергично приняться за ремонт «Дианы». Между тем комендант всмотрелся в «Диану» и удивился, — заметил, в каком плачевном виде она была.
— Это что же с кораблем-то? Покосился, мачты изломаны…
Командир рассказал ему о морском бое и, кстати, вспомнил о своем пленнике. Он попросил коменданта посадить Уильдера в крепостной каземат до окончательного решения его участи.
Комендант внимательно всмотрелся в приведенного под конвоем Уильдера и вдруг облапал его и троекратно по-русски облобызал.
— Голубчик, Роман Карлыч! Батенька ты мой! Да ты ли это? Никак вляпался? Говорил я тебе: не балуй, — вот и попался, — интонация его речи была так выразительна, что Уильдер, по-видимому, понял, если не мысли, то чувства старика — и в ответ пожал ему руку.
— Зачем его в каземат? — воскликнул комендант, обращаясь к командиру, который присутствовал при этой сцене. — Я его к себе возьму. Дочку в нашу спальню переведу, а его — в дочкину горницу. Я Романа Карлыча преотлично знаю. Молодчага! Старый друг!