– Вейла…
Девушка, вздохнув, оторвалась от созерцания буйства стихий, царящего за прозрачной стеной.
– Входи, Ноан.
Мальчик, стоявший на пороге, медленно подошёл, прижался к сестре. Вейла прижала голову брата к груди, взъерошила волосы.
– Трудно тебе, Ве?
Она вновь вздохнула.
– Трудно, братик…
Пауза.
– Ты так сильно любишь его?
Девушка молча перебирала волосы брата.
– А ты знаешь что? Ты приведи его к нам в дом… Избранника ведь приводят в дом.
Несколько секунд Вейла озадаченно разглядывала мальчишку.
– Не, я без шуток… А чего? Или он совсем не может переносить наш климат?
Глаза девушки вдруг вспыхнули.
– А ведь ты прав, Но. Это будет ударный ход. Время Ливня заканчивается, жара спадает. Вот возьму и приведу!
– Вот возьми и приведи! Я буду на твоей стороне, Ве. Всегда и до конца.
– Спасибо, братик! – сестра поцеловала мальчишку в нос.
Телефон-автомат испускал длинный заунывный гудок, словно скулил, жалуясь на жизнь… Я усмехнулся. Вот, пожалуйста – вольный бег ассоциаций пошёл, натурально по Фрейду.
Короткие сухие очереди – набор номера. Сейчас… вот сейчас я её услышу…
Щелчок – наконец-то телефонная станция соизволила установить соединение.
– С вами говорит автоответчик, – откликнулась трубка таким родным голосом, что у меня защемило сердце. – Пожалуйста, оставьте сообщение после сигнала.
– Оставляю сообщение после сигнала, – я чуть улыбнулся в микрофон. – Я скучаю по тебе. Вот так вот.
Повесив трубку, я некоторое время бездумно разглядывал стекло – единственное уцелевшее стекло в будке. На грязной прозрачной пластинке губной помадой было изображено проколотое стрелой бубновое сердце с сопроводительной надписью I love you – вероятно, дабы исключить неверную интерпретацию сюжета картины неподготовленными зрителями. Вейле надо в коллекцию, у неё уже огромная коллекция наскальной живописи здешних аборигенов подобралась…
– Молодой человек, вы звоните или спите? – могучая дама, чем-то напоминающая тумбу для расклейки афиш, смотрела на меня неприязненно. Откуда она взялась, надо же… не заметил…
– Сплю, – кротко улыбнулся я, освобождая телефонную будку.
Розово-золотистый весенний закат пламенел на полнеба, отражаясь в стёклах окон верхних этажей. Я уселся на скамейку, ввиду изрядного недокомплекта планок больше похожую на куриный насест, задумчиво глядя на её окошки. Нету дома никого… дома нету никого… не все у нас дома…
Я усмехнулся. Не будем вилять филеем, как говорит один мой коллега. Можно спорить о деталях, но в какой-то мере отец прав. В какой именно? Это важно.
Не все, ой, как не все у нас дома-то.