– Господин полковник, – Штауффенберг оглянулся и увидел в проеме двери фон Хефтена. – Извините, но вы просили напомнить… Нам пора.
– Ждите у машины, обер-лейтенант, – проворчал Штауффенберг.
Адъютант щелкнул каблуком и исчез.
Граф с сожалением взглянул на распятие, словно прощался с интересным, доверчивым собеседником, которому так и не успел рассказать обо всем том, с чем пришел.
– Прости меня, Господи. Кажется, я не способен ни толком согрешить, ни толком раскаяться. Что-то произошло со мной с тех пор, как… тогда, в Африке… Что-то произошло.
«Ни толком согрешить, ни толком раскаяться»… – с этой самоуничтожительной мыслью полковник и входил через некоторое время в здание штаба резерва сухопутных войск, где его с нетерпеливым подозрением ожидали разнервничавшиеся генералы.
Ольбрихт встретил Штауффенберга так, словно тот вернулся не из ставки фюрера, которую должен был поднять на воздух, а из офицерской столовой. Заместитель командующего демонстративно не замечал его. Он весь был поглощен изучением каких-то бумаг, листая которые, задумчиво кряхтел, мямлил что-то себе под нос и вновь, теперь уже озадаченно, кряхтел.
«Случилось то, чего ты больше всего опасался, – молвил себе несостоявшийся террорист. – Тебя уже ни о чем не спрашивают и ни в чем не собираются упрекнуть. Тебя всего лишь брезгливо игнорируют. Брезгливо… Если только это все еще способно расстраивать тебя».
Полковник пребывал в том идиотском «не в духе», когда он уже не нуждался ни в каких упреках, поскольку сам способен был извести себя какими угодно обвинениями, каким угодно презрением.
– Я готов доложить о ходе совещания, господин генерал, – Штауффенберг обязан был сказать это, поскольку подобный доклад являлся традиционным и входил в обязанности начальника штаба.
– Думаю, вам лучше предстать с ним перед командующим, – небрежно отмахнулся Ольбрихт, не отрываясь от бумаг. И полковник вспомнил, что это первый случай, когда заместитель командующего отсылал его к Фромму.
– В таком случае изложу в письменном виде.
Ольбрихт никак не отреагировал на его заявление, давая понять, что игра амбиций и нервов продолжается. Обычно Штауффенберг докладывал о ходе совещания, а также замечаниях фюрера и Кейтеля только Ольбрихту, и на этом официальная часть его визита в ставку завершалась, начиналась рутинная штабистская возня. Но сегодня порядок нарушен и, оказавшись меж двумя генералами, полковник чувствовал себя неуютно.
– Я понимаю, господин генерал, что вы вправе презирать меня…
– С какой стати? – резковато перебил его Ольбрихт, не желая объяснений. – Не опущусь дальше констатации факта.