– Услышав ваш голос, я решил, что это не вы, а ваш дух, вызванный моими душевными стенаниями, – позволил себе романтическое отступление Штюльпнагель, что вполне было в его характере. Иногда, забываясь, он мог предаваться романтическому бреду даже во время совещаний. Особенно когда совещание вел он сам. Подчиненные знали его слабость и мирились с ней, как с безвредным, хотя и надоедливым пунктиком шефа.
– О чем вы, господин Штюльпнагель?
– Да только что подумал о вас…
– А я говорю о деле, – грубовато уточнил Ганс Шпейдель.
– Если о деле, то в моих намерениях ровным счетом ничего не изменилось. Несмотря на звонок фельдмаршала.
– Фон Клюге? – насторожился генерал.
– Его.
– Значит, опять?..
– Сплошной «позор без всякого приличия».
В иной обстановке, после любимой фразы фон Клюге, они, конечно же, рассмеялись бы.
– Я не знал этого. Пытался поговорить с ним, но, как мне показалось, фельдмаршал избегает разговоров на эту тему.
– Можете считать, что я предупредил вас, Шпейдель. Однако мое решение остается прежним. Надеюсь на вашу поддержку.
– А что Роммель?
– И на его поддержку – тоже.
– Все, что будет в моих силах, в пределах должностной компетенции[16], – заверил Шпейдель так, как мог заверить только истинный штабист.
– Может случиться, что самой действенной помощью вашей станет ваше полное бездействие.
– Что-что, а бездействию мы научились. В истинно бюргерском духе.
– Полагаясь на это ваше «умение», как на Господа Бога, я и приступаю к заключительной фазе плана «Валькирия».
– Господин командующий, – тихим, прискорбным голосом обратился к Власову полковник Сахаров. – Случилось нечто страшное.
Власов оторвался от бумаг, которые изучал, сидя за столом в своем штабном кабинете, и удивленно уставился на адъютанта-порученца.
– Что вас так испугало, полковник, что русские уже в Берлине?
– Мне бы тоже хотелось шутить по этому поводу, но позволю себе заметить, что «русские в Берлине» интересуют меня куда меньше, чем немцы в том же Берлине. У них здесь переворот. У этих самых «немцев в Берлине».
Сахаров проследил, как Власов медленно, словно в полусонном состоянии, поднимается из-за стола, и лицо его бледнеет.
– Какой еще переворот? – срывающимся голосом спросил Власов. – В Германии это невозможно.
– Мне тоже так казалось.
– Кто… пришел к власти?
– Пока неизвестно, – повертел головой Сахаров.
– Что с фюрером?
– П-пока неизвестно, господин командующий.
– Гиммлер, Кейтель?
– Пока неизвестно, господин командующий.
– Кто же во главе заговорщиков, полковник?
– П-пока неизвестно.
– Тогда хоть что-нибудь, что вам доподлинно известно?.. – перегнулся через стол Власов, упираясь в бумаги громадными костлявыми кулачищами. – Хоть что-нибудь, что вам известно!.. А если вам абсолютно ничего неизвестно, то какого черта?!