И теперь Родиону казалось, что он стоит на одной ноге на цыпочках в некой точке, от которой разбегаются в разные стороны тропки, и сейчас он должен выбрать, не только по какой следовать дальше, но куда поставить онемевшую поджатую ногу. Вот они, тропочки, обозначим их литерами «а» – продолжить слежку за Шамбером и попытаться захватить его для приватного разговора (убить его мы всегда успеем!). В этой тропочке, конечно, есть плохое слово «попытаться». Если считать могильщика, то их в лачуге трое. Начни Родион с Петровым «захватывать», еще неизвестно, кто кого захватит. Кроме того, Родион понимал, что добраться до спрятанных Шамбером денег можно только благодаря слежке. Шамбер не укажет место клада даже под пыткой, а пытать Люберов не умел (да и учиться как-то не хотелось!).
Далее… литера «б»: если он освободит сегодня ночью Матвея романтическим способом, то они сравняются с противниками в силах. Ах, кабы сравнялись! А девицу куда? Этот перевес в силах Родиону покоя не давал.
Литера «в»: бросить слежку и немедленно отправляться к пану Гондлевскому с требованием освободить Матвея. А вдруг вздорный старик пренебрежет тем, что бумага о неприкосновенности двух негоциантов подписана самой государыней, а русские войска стоят в Варшаве? Вдруг оный Гондлевский настолько предан Станиславу Лещинскому, что схватит Люберова как вражеского лазутчика и тоже запихнет в подвал? А вот это никак невозможно!
Были и еще варианты-тропочки, но когда Родион воскликнул в сердцах (разумеется, мысленно): «Так куда мне поставить ногу, черт подери?», он вдруг понял, что давно уже стоит на двух ногах, то есть вылез из дупла и прячется за дубом, что наступили сумерки, а в жизни обитателей хибары явно наметилось какое-то движение. Первым вышел могильщик и ушел в сарай, за ним последовал напарник Шамбера, широкоплечий, плотный, несколько сутуловатый молодой человек. Что-то он нес в руках… Ага, седла. Значит, у них в сарае кони.
Родион решил проведать своего Буяна. Благородное животное подчинялось каждому слову и жесту хозяина, но как бы жеребец не вздумал обменяться любезностями с Шамберовой кобылой. Заржет на весь лес!
Буян был на месте. Родион погладил его шелковистую морду и вдруг успокоился, все литеры посыпались из головы, как горох из лопнувшего стручка. Что он умничает, в самом деле: а, б, в… сидели на, трубе! Матвей правильно говорил – жизнь сама подскажет. Родион не решился сесть на Буяна, повел его за собой. Темнело необычайно быстро, деревья теряли очертания. Ветер поднялся… Пожалуй, это хорошо, шелестящая листва скрадывает все звуки. У дуба Родион прошептал с раздражением, обращаясь более к себе самому: