Полковник поспешно повернулся к нему спиной. В комнате наступила мертвая тишина.
— Какая-нибудь дурацкая ссора из-за женщины? Так или нет?
И с этими словами командир круто повернулся в надежде поймать истину на лету. Ибо истина — не прекрасное созданье, живущее на дне колодца, а пугливая птичка, которую можно поймать только хитростью. Это была последняя попытка полковника проявить дипломатию. Он увидел эту истину безошибочно по тому жесту, каким лейтенант д'Юбер, подняв глаза к небу, вскинул свои исхудалые руки в явном протесте.
— Не ссора из-за женщины? А? — ворчливо спросил полковник, глядя на него в упор. — Я не спрашиваю вас, кто и где, я только хочу знать, не замешана ли тут женщина.
Лейтенант д'Юбер опустил руки, и его слабый голос жалобно дрогнул.
— Ничего похожего, господин полковник!
— Честное слово? — продолжал допытываться старый воин.
— Честное слово офицера.
— Хорошо, — сказал полковник задумчиво и прикусил губу.
Доводы лейтенанта д'Юбера и невольное расположение, которое он внушал к себе, убедили его. Однако, с другой стороны, получалось в высшей степени неудобно, что его вмешательство, из которого он не делал тайны, не привело ни к каким очевидным результатам. Он задержал лейтенанта д'Юбера еще на несколько минут и ласково отпустил его.
— Полежите еще несколько дней в постели, лейтенант. С чего это наш доктор поторопился выпустить вас?
Выйдя из квартиры полковника, лейтенант д'Юбер ничего не сказал товарищу, который ожидал его на улице, чтобы отвести домой. Он никому ничего не сказал. Лейтенант д'Юбер не считал нужным пускаться в откровенности. Но вечером этого же дня полковник, прогуливаясь со своим помощником под вязами возле своего дома, разомкнул уста.
— Я докопался, в чем тут дело, — сказал он. Подполковник, сухой, загорелый человек с коротко подстриженными баками, навострил уши, но не позволил себе обнаружить ни малейшего признака любопытства.
— Это не шутка, — загадочно произнес полковник. Собеседник выдержал довольно долгую паузу и наконец вымолвил:
— Вот как!
— Да, не шутка, — повторил полковник, глядя прямо перед собой. — Тем не менее я запретил д'Юберу вызывать этого Феро или принимать от него вызов в течение года.
Он придумал это запрещение, чтобы спасти престиж, который надлежит иметь полковнику. Таким образом, на эту страшную тайну непримиримой вражды была наложена официальная печать. Лейтенант д'Юбер своим невозмутимым молчанием пресекал все попытки проникнуть в истину. Лейтенант Феро сначала несколько беспокоился втайне, но, по мере того как шло время, он снова обрел всю свою самоуверенность. Он прикрывал свое неведение, когда его спрашивали, что означает это перемирие, язвительными усмешками, словно посмеиваясь про себя над чем-то, что было известно только ему одному. «Ну, что же вы думаете делать?» — спрашивали его приятели. Он ограничивался ответом: «Поживем — увидим». И в тоне его слышалось нечто угрожающее. И все восхищались его скрытностью.