— Я не думала, что он вам это расскажет, — сказала тихо миссис Треверс.
— Он подчеркивал, что это совершенно неважно, — пояснил д'Алькасер серьезным тоном.
— Да, он знает, что говорит, — отозвалась миссис Треверс. В словах ее чувствовалась такая горечь, что д'Алькасер смутился. — На палубе не видно ни души, — продолжала миссис Треверс.
— Да, даже вахтенные и те спят.
— В этой экспедиции нет ничего тайного, но я предпочитаю никого не будить. Может быть, вы могли бы сами отвезти меня в нашей маленькой лодке?
Ей показалось, что д'Алькасер колеблется. Она прибавила:
— Это свидание не имеет никакого особенного значения.
Д'Алькасер поклонился в знак согласия и прошел с нею к лодке. Когда она входила в нее, он уже был наготове, и как только миссис Треверс уселась, он отчалил. Было так темно, что если бы не фонарь, горевший на бриге, нельзя было бы ориентироваться. Д'Алькасер греб медленно, часто оглядываясь через плечо. Миссис Треверс первая увидела песчаную полоску, слабо светившуюся на черной неподвижности воды.
— Немного левее, — сказала миссис Треверс, — Нет, вот сюда…
Д'Алькасер повиновался, но стал грести еще медленнее. Она опять заговорила:
— Как вы думаете, мистер д'Алькасер, ведь долг нужно всегда платить весь, до последнего фартинга?
Д'Алькасер оглянулся через плечо.
— Это единственно честный способ, — сказал он, — Но это может оказаться трудным, слишком трудным для наших обыкновенных, боязливых сердец.
— Я готова на все…
На секунду д'Алькасер перестал грести.
— На все, что можно найти на песчаной отмели, — продолжала миссис Треверс. — На пустой, маленькой, жалкой песчаной отмели.
Д'Алькасер сделал два взмаха и опять опустил весла.
— На песчаной отмели может уместиться целый мир страданий, вся горечь и озлобление, на которое способна человеческая душа.
— Да, вы, может быть, правы, — прошептала она.
Д'Алькасер греб, часто оглядываясь. Миссис Треверс пробормотала:
— Горечь, озлобление…
Через минуту киль лодки коснулся песчаного дна. Но миссис Треверс не двигалась с места, и д'Алькасер продолжал сидеть, подняв весла и готовый отплыть по первому знаку.
— Как вы думаете, мистер д'Алькасер, я вернусь? — отрывисто спросила она.
Д'Алькасеру почудилось, что в ее тоне не было искренности. Но кто знает, что значила эта отрывистость: искренний страх или простое тщеславие? Д'Алькасер не понимал, для кого она разыгрывала роль: для нею или для себя?
— Я не думаю, чтобы вы понимали настоящее положение вещей, миссис Треверс. Мне кажется, вы не имеете ясного представления ни об его простодушии, ни об его гордости мечтателя.