С ружьями появились не сразу. Но, наконец, кто-то выскочил с берданкой. Толпа с веселым ожесточением закричала:
— Стреляй! Бей ее!..
Человек стрельнул и промахнулся.
Из четырехоконной избы выбежала старуха и сунула кому-то из бежавших еще одно ружье:
— Грохни ее, батюшка! Грохни, а то, упаси бог, искусает кого!..
Ружье из рук старухи быстро было подхвачено кем-то. В собаку стали теперь палить двое.
Собаку пристрелили.
Когда утихло возбуждение, когда все вдоволь насмотрелись на собачий труп и наговорились о том, какие бывают бешеные собаки и что каждый перечувствовал и передумал, пока собака безнаказанно бежала по деревне, старуха потянулась за своим ружьем.
— Немного не в исправности твоя берданка, бабушка, — заявил ей тот, кто стрелял. — Патрон не выпущат стрелянный.
— А я, батюшко, в етим неизвестна. Зятево это ружье. Он, коли-быть, из его и не стреляет...
Вечером с работ вернулись коммунары и долго выслушивали рассказы о происшествии. А так как все рассказывалось с мельчайшими подробностями, то было им сообщено и о неисправном ружье. Рассказ от своей жены услыхал и Василий. Он разувался, когда Вера, захлебываясь, повествовала ему историю о бешеной собаке, и когда она упомянула о ружье, он вскочил и, невзирая на то, что был в одном стоптанном чирке, кинулся вон из избы.
— Куда ты? Василий, куда? — испуганно закричала ему вслед Вера. Но он не отозвался. Он бежал к Зайцеву. Он нес долгожданную весть и боялся растерять ее, боялся промедлить с нею.
У Зайцева Василий застал Лундина и Николая Петровича.
Василий перевел дух и радостно сообщил:
— Хозяин ружья нашелся!
— Ну! — враз обернулись к нему Зайцев и Николай Петрович. Лундин ухватил веселым взглядом его необычный вид, рассмеялся, но сразу же погасил свой смех:
— Где и кто?
— Старухи Шелестихи зять! Его бердана! Надо зацеплять, пока не спохватились и не расчухали.
— Старухи Шелестихи? — напрягая память, переспросил Зайцев. — Это кто же? А зять?
Но, прекратив расспросы, Зайцев распорядился сходить и забрать у старухи ружье и привести зятя, а если его нет дома, узнать, где он.
Шелестихинского зятя дома не оказалось. Старуха, передавая ружье, попросила:
— Вы уж верните, а то Петра заругается.
В отобранное ружье вложили патрон, дернули затвор, стали вынимать патрон обратно — он вышел из гнезда с трудом, и на нем осталось свежая отметинка, такая же, какая была на найденном Филькою.
— Значит, это самое! — подняв вверх ружье, медленно сказал Зайцев.
— Значит, оно! — подтвердили Василий, Лундин и Николай Петрович.
— Ружье принадлежит нашему коммунару Петру Синюхину. Как же это выходит, товарищи? Ведь нашему коммунару!