— Непонятно... — пробормотал Николай Петрович. — Даже вполне непонятно и не верится.
— А факт, вот он, здесь! — потряс ружьем Зайцев. — Вот он, вещественный свидетель!
Лундин нахмурил брови.
— Выходит, изнутри действуют.
— Об этом я и говорю, — внушительно и с некоторым даже торжеством подхватил Зайцев. — Об этом самом, что засоренность у нас и пролезли да притаились кулаки.
Привлеченный к обсуждению неожиданного открытия Степан Петрович чесал в затылке и только покрякивал.
— Да... Какая оказия! Ведь мужичонко-то тихий, незаметный Синюхин этот Петра. Третьего года Шелестиха его в зятевья взяла за Авдотью свою. Вроде в бедняках был, или чуть как бы середнячок маломощный. А туда же...
Больше всех недоумевал Василий. Он чувствовал, что Синюхин, которого он знал, как знают всех односельчан, не мог иметь против него злобы, не за что было. Он знал, что Петр Синюхин, тихий и молодой мужик, жил мирно и незаметно до коммуны и в коммуне ничем не отличался от сотни других коммунаров. За что же он пошел на него, Василия, с ружьем? Не иначе, подучили, подкупили.
— Понимаю я так... — попытался он объяснить участие Петра в нападении. — Стрелял-то, конечно, не Синюхин, а чужой кто-то. Ну, а Синюхин оружье подтолкнул да указал, выследил.
— Это все едино, что сам стрелял, — поправил его Зайцев.
— Верно, — согласился Василий. — Все едино!
Утром с дальнего поля привезли Синюхина.
Затравленно сжавшись и не глядя людям в глаза, он тяжело дышал и от всего отпирался. Но он выдал себя, попробовав отказаться и от своего ружья.
— Как же ты не признаешь его своим? — со злой усмешкой спросил его Зайцев. — Как же это ты так дурака валяешь, если из твоего дома оно взято, собственными руками своими старуха Шелестиха, теща твоя, нам его сдала? Глупое твое мнение, если ты воображаешь, что обмануть нас можешь! Ты лучше не запирайся. Все равно дело твое битое! Все равно!
Синюхин замолчал.
Его вместе с ружьем и патронами увезли в район.
У Фильки жарким полымем радости залило щеки и уши, когда Василий привел его в правление и, поставив перед Зайцевым и правленцами, сказал:
— Вот самый главный следователь. От его находки да уловки дело на раскрытие пошло.
— Молодец! — похвалил Зайцев. Лундин сверкнул ослепительной улыбкой и весело подмигнул Фильке:
— Комсомолец?
— Нет еще... — смутился Филька.
— Валяй, зачисляйся! Человек ты сознательный и полезный! Нечего тебе неорганизованным ходить!