Неожиданно комлинк засветился, сигнализируя о входящем вызове.
— Генерал, к вам посетитель. Некая Асока Тано.
Чёрт, я совсем забыл о сообщении, которое я отправил в полубреду. Но как же, как могли пропустить ко мне, пусть бывшего, но джедая? Я что, чего-то не понимаю?! И что я ей буду говорить, нет-нет, совершенно не готов.
В голове зарождалась паника, но внешне я был спокоен, да и в моём состоянии это было не сложно. Всего-то видно, что глаза да зубы.
— Пустите…
Дверь отъехала в сторону, и в палату буквально ворвалась девушка. Как удивительно она похожа и не похожа на ту героиню из мультсериала. Кожа ярко-медного цвета, необычайно большие глаза, гораздо большего, чем у человека, размера, вместо волос кожистый нарост на голове, белый, с тонким синим рисунком. Длинные отростки, по самую грудь, вроде бы их называют Леки.
Девушка, увидев меня, словно напоролась на невидимую стену. Зрачки в её больших глазах, расширились, заполнив собой всю радужку. Да она в ужасе…
— Здравствуй, Шпилька… — эти слова сорвались с моих губ, прежде чем я успел что-то подумать. Как же отчетливо я видел, что передо мной просто перепуганная, и к тому же, очень молодая девушка.
— Здравствуй, Учитель — Её губы задрожали, чёрт, она же сейчас расплачется. Сколько ей сейчас? Шестнадцать? Интересно, по меркам расы Торгут, это много или мало?
— Что-то случилось? — с некоторой скукой в голосе спросил я, попытавшись приподнять отсутствующую бровь.
— Что-то случилось? Что-то случилось? — её голос взвился под потолок, и совершенно неожиданно она всхлипнула, как-то сразу осунулась, окончательно превратившись в маленькую испуганную девочку. Несколько семенящих шагов. И вот, она уже у моей кровати, мнет в нерешительности полу своего плаща, смотрит. О боже, как она смотрит!
Глазища открыты, они уже практически полны слёз, непонимания, неверия. Этот просительный взгляд умоляет. Захотелось сейчас же подняться с кровати, улыбнуться, сорвать с лица маску. Показать, что со мной всё в порядке. Что это всё так, просто царапина, а доктора перестраховщики. Чудес не бывает…
Пока она плакала, я молчал. Она плакала, словно маленький ребёнок, отчаянно и самозабвенно, словно бы, ничего кроме неё и её маленького горя не существует. Ребёнок, чью надоевшую, но горячо любимую, игрушку сломали соседские хулиганы. Я приподнялся, позволив ей уткнуться в моё плечо — в этом было столько доверия, столько затаенной нежности, как жаль, что всё это заслужил не я.
Ничего кроме стыда я не испытывал, это было как украсть чужой триумф, чужое достижение, чёрт, какой сволочью я себя чувствовал, обнимая Асоку культёй левой руки. Пусть каждое её прикосновение было болезненно, но я терпел.