– Как дела, старик? – спросил Андрей.
– Мне чего-то не хватает, – прошептал я.
– Как Рая?
– Желает получить высшее образование.
– Могу взять к себе. У нас недорого, а тройки натянем.
Я внимательно посмотрел в добродушное и открытое лицо Андрея. Я никогда не понимал, когда он шутит, а когда говорит серьезно. Вот и сейчас на его лице я ничего не прочитал и углубился в меню, хотя какое может быть меню в забегаловке возле метро? Шашлык-машлык, пельмени и гамбургеры.
Мне казалось, что за три года совместного жития с Раей я изучил её вдоль и поперёк, мне всё нравилось, я был доволен, как ведётся домашнее хозяйство, как Рая готовит, как присматривает за детьми, но я не мог уразуметь, зачем ей высшее образование. Даже более того, я понимал, что боюсь – если Рая образование получит, то от меня упорхнёт ненадёжное летучее эфемерное счастье, которого я добивался всю свою жизнь, которого мне так не хватало со Светой, без которого я просто не выживу в этом пропащем мире.
За окном пошёл дождь. Тяжелые, размеренные капли затукали по лобовому стеклу моей «Шкоды», припаркованной возле кафе. Дождевые слезинки скатывались как по маслу и утыкались в горизонтальные дворники, и мне вдруг захотелось все бросить и уехать к чертовой матери куда-нибудь, но я почему-то грустно посмотрел на Андрея и спросил, куда и когда Рая может принести документы.
Мой ответ Андрею понравился, он почему-то виновато улыбнулся и заказал ещё по кружке пива.
Дождь закончился. Откуда-то появились голуби. Они ходили, важные и горделивые, вокруг фонтана, а я сидел и думал, что проще быть голубем, чем человеком. Пришла лопоухая уличная собака и уставилась на нас. Мы купили ей беляш, а потом прогулялись с Андреем по бульвару. Все скамейки были заняты, почему-то хотелось плакать, но это ведь смешно – плакать, если ты мужчина.
Я стал ревниво следить за Раиными успехами в институте. Было непостижимо, как, одновременно обремененная хозяйственными заботами и детьми, она успевает учиться. Честно говоря, я пару раз пытался ей помочь и даже написал три контрольные работы, но Рая, скорее, возмутилась, чем обрадовалась.
– Антон, я сама, – говорила Рая и надувала прелестные пухлые губки.
Вначале по ночам я залазил в её домашнее задание и перепроверял его, но потом понадеялся на Андрея, он ведь был её научным руководителем.
Андрей ничего мне не говорил о Раиной учёбе. Я несколько раз пытался спросить у него, но он только снисходительно улыбался и хлопал меня по плечу:
– Старик, будет диплом, будет.
Я часто ловил себя на том, что чаще думаю не о детях, Олежеке и Леночке, а о Раиной учёбе. Я понимал, что дети – это, скорее всего, мои сторонники и помощники, они всегда, если захотят, могут оттащить Раю от ненужной и бесполезной науки и заставить заниматься мной. Даже более того, я стал специально как можно меньше интересоваться детьми, разве только ходил с Олежеком на футбол, а в довершение всего купил по егорьевскому направлению дачу, в надежде, что работа на земле отвлечет Раю от учёбы, но этого не произошло.