— Сначала «р» научись выговаривать! — разозлился я. — Елка его, посмотрите-ка! Мелочь кагтавая!
— Вот я сейчас бгату пожалуюсь, — пообещал мне пацаненок. — Вот он тебе задаст!
И этот маленький паршивец ужом ввинтился в лаз под забором, через который он сюда и попал. Оно и понятно — зачем ему калитка, так-то удобнее.
Брата я ждать не стал. Бояться я его не боялся, не хватало еще, но и лишние конфликты рядом с тем домом, где сейчас находился Ворон, мне были не нужны. Ни к чему ему знать, что я что-то видел. Лишнее это.
Дав небольшой крюк по соседней улице, я таки добрался до коновязей, где нашел пару уже с утра поддатых торговцев лошадьми, которые подрабатывали и извозом, а потому после небольшого торга я подрядил одного из них на поездку, причем сумма была если не символической, то точно небольшой. Я бы и больше заплатил, лишь бы на себе в горку мешки не тащить, и дело тут не в лени. Хотя и в ней тоже, чего греха таить.
Жакоб тем временем устроился в корчме как дома. Он занял дальний стол у окна, и был этот стол уже заставлен разнообразной снедью, которую мой приятель методично уничтожал. Как он столько на пару серебрушек смог заказать-то? Или старый добрый корчмарь Иоганн Литке поверил ему в долг? С трудом в это верится.
— Эраст, — с набитым ртом проговорил Жакоб, приятно мне напомнив Карла. Они вообще были во многом схожи — оба здоровые, прожорливые и незлопамятные. — Я тебе вон, свининки велел принести, с хреном, и с горчицей, и еще с яичницей. Одобряешь?
В глазах Жакоба плескалось счастье, а бараньей костью, которую он обгладывал, при желании можно было орудовать как дубинкой.
— Прекрасно, — я нагнулся над большой, как щит, деревянной тарелкой, на которой лежало, наверное, полхрюшки, втянул в себя аромат жареного мяса и почти искренне сказал: — Дивно! Ты окорока заказал для Карла?
— Ох ты! — Жакоб даже жевать перестал. — Забыл! Как сюда входил — помнил, а потом едой-то пахнуло — я и забыл. Каши-то с солониной ох как надоели, нормального мяса хотелось до ужаса. Сейчас схожу.
— Сиди, — остановил я его, порадовавшись про себя. — Ешь. Я сам схожу.
По лицу Жакоба было видно, что ему неловко за беспамятность, но челюсти его снова заработали, методично пережевывая огромные ломти баранины.
Да, такого дома держать — не прокормишь. Не завидую я той, кто его выберет в мужья или сожители. На одну еду работать будут.
Иоганна я нашел в кухне, он орал на поварят, которые что-то то ли сожгли, то ли, наоборот, не дожарили.
— Эта, — надувая щеки, вещал он. — Я из вашего жалования все до грошика вычту, да! Вы у меня, эта, попомните нынешний день!