Кей’ла уже не имела сил ответить, а потому лишь кивнула.
– Тогда спи. Я загляну вечером. А если проснешься раньше, не выходи из шатра. Снаружи любой может тебя обидеть. И…
Остальное потонуло в водовороте света и шуме ветра, который как-то сумел ворваться в шатер. Кей’ла уснула.
* * *
Проснулась она в одиночестве, в тишине столь глубокой, будто Кей’ла оказалась на дне бездонного озера. Судя по багряной полоске, лижущей стену шатра напротив входа, солнце уже льнуло к горизонту, но опекунши ее все еще не было.
Минутку Кей’ла лежала неподвижно, всматриваясь в верх шатра, припухлость над левым глазом явственно уменьшилась, и тот уже можно было открыть. Лекарство все еще действовало, потому как боль не отбирала уже сознания, а может, она просто к ней привыкла. Для пробы девочка вздохнула чуть глубже. Кольнуло.
Она отбросила покрывало и осторожно уселась, а потом встала. Видимо, ее раздели, потому что лежала Кей’ла голышом, не считая повязок на ребрах, но это было даже лучше, поскольку она могла хорошенько себя осмотреть. Да, болело, хуже всего обстояло дело с левой ногою, потому что лежала она тогда на правом боку, а значит, в левую попало и больше всего ударов. И в левый бок. И в левую почку… все новые и новые места на теле напоминали о себе тупой пульсацией. Неважно. Сейчас хуже всего выглядело колено, оно походило на мешочек, наполненный водой, а бедро, казалось, покрыто было черной татуировкой. Живот и ребра приобрели странный сине-зеленый оттенок. Становилось больно уже от одного взгляда на них.
– Если я скажу, что жалею, что забрал тебя оттуда, ты посчитаешь меня зверем?
Кей’ла пискнула и бросилась в берлогу, натягивая толстую ткань под самую шею. В голове у девочки зашумело, а боль в груди почти отняла дыхание.
– Тогда я не думал о чем-то специально. Это были трудные переговоры, нет… не переговоры, на самом деле мы приехали за приказами, за приказами от паршивого ублюдка, сына овечьего вора, который с одной из тех ярок его и родил. Но мы должны его слушаться, поскольку, согласно перемирию, что заключено давным-давно, Сын Войны, происходящий из истинных се-кохландийцев, может приказывать Сыну Войны родом из другого племени. И его воинам. Таким-то образом наши племена потеряли всю молодежь в битве за Меекхан, послав их в первую атаку, между горами и садами. Та горстка, которая вернулась, рассказывала о бронированных шеренгах тяжелой пехоты, стоящих на вершинах холмов, которых невозможно было заманить в ловушку. И о том, что в первый день битвы а’кееры се-кохландийцев не сдвинулись с места. Ничего с тех пор не изменилось. С нами все еще говорят клятва или кровь. А мы – выбираем.