Потом на место сожженных поставили новые фургоны и стали ждать хода врага. Из того, что Эсо’бар видел, только Листья, чьи командиры использовали тактику двойного круга, еще держались, остальные пали, и теперь, после ночи штурмов, оставалось их всего-то три-четыре. Те, что выстроены были из жилых фургонов, не пережили и первой атаки, но какое это имело значение? Те, кто вызвался сражаться во внешних лагерях, наперед знали: эта битва победы не принесет.
Вот только те вонючки, что прячутся в темноте, сменили тактику. Не то чтобы они отказались от попыток поджечь фургоны, но теперь, похоже, жаждали, чтобы огонь залил всю внешнюю линию. И казалось, были у них бесконечные запасы дерева и масла. В какой-то момент стенка фургона начала пропускать внутрь дым и сделалась горячей, словно печка. Эсо’бар уже потерял счет, сколько раз волна кочевников бросалась в атаку, оставляя под фургоном кучи хвороста. Даже искусство защиты дерева от огня, которое верданно развивали веками, имело свои ограничения. Еще несколько таких штурмов, и придется отступить на вторую линию. А потом? Потом – в ад, ясное дело.
А еще кочевники не отказались от попыток победить защитников в прямой схватке. Две атаки, когда вместо дерева в борта застучали лестницы и крюки на концах веревок, почти поймали их врасплох. Плетеные защитные заплоты уступили огню первыми, а потому фургон затрясся, покачнулся, верхние доски затрещали, верданно едва успели перерубить веревки. А сразу после внутрь принялись заскакивать кочевники.
Эсо’бар выругался снова. Мер’данар не церемонился – приказал ему снять кольчугу, набитую поддевку, промыл рану уксусом и бесцеремонно наложил несколько грубых швов.
Мер’данар, его младший брат, чуть старше близнецов, убил нынче троих людей способом, пробуждавшим без малого богобоязненный ужас. В семье все они посмеивались над его фигурой и врожденной флегматичностью, и хотя силой он не уступал ни отцу, ни Первому, никогда не пытался использовать ее хоть ради какого-то преимущества. Девчонки, особенно Кей’ла, вертели им, как хотели. После ее смерти с лица Мер’данара исчезла обычная спокойная улыбочка, он помрачнел, сделался словно отсутствующим. А потом, четверть часа назад, взорвался. Когда кочевники вторично ворвались в фургон, ухватил ближайшего за шею и задавил одним движением – так, как обозленный ребенок душит голубя, а потом двинулся вперед, склонившись, втянув голову в мощные плечи и все еще с голыми руками. Следующий из нападавших получил удар кулаком, и се-кохландиец словно провалился сам в себя, свернулся вокруг места удара, будто из него выпустили воздух, и сразу же получил второй удар, в голову, так, что хрустнуло что-то у него в хребте. Потом враг упал. Последний бросился на фургонщика с ножом и легким топорком. Мер’данар уклонился удивительно ловко при его массе и тесноте фургона, ухватил атакующего за руку, дернул, ударил в борт и пригвоздил его к стене не пойми когда выхваченным кинжалом.