Уже тогда у Сергея возникло дурное предчувствие. Дифтерия считалась среди капитолийцев едва ли не самым опасным заболеванием для детей, особенно маленьких. Он тут же пошел в лазарет. К дочери его не пустили, но лекарь, кося в сторону, сказал, что состояние тяжелое. Теперь все в руках Юпитера, надо ждать и надеяться на лучшее.
Чтобы отвлечь себя от тяжелых мыслей, Сергей направился в оружейную мастерскую. Там и просидел почти до утра, вытачивая детали для ручного пулемета – он возился с ним больше месяца и, вроде бы, почти довел до ума. Там и уснул прямо на топчане.
Разбудил его один из мастеров-оружейников, пришедший после завтрака на работу. Латыпов, ополоснув лицо под умывальником, сразу же поспешил в лазарет. Но чем ближе он подходил к карантинному блоку, тем тяжелее становилось на сердце. И предчувствия не обманули…
В лазарете узнал, что Маришка скончалась под утро. Попрощаться с телом ему не разрешили – мол, категорически запрещено. Да и поздно уже. Согласно действующему в Капитолии специальному закону, тела всех умерших от инфекционного заболевания сразу сжигались в кремационной печи – чтобы избежать дальнейшего распространения инфекции.
Так что, Серега, сказал дежурный лекарь, твоя дочь уже там – в Долине Предков. Может, и с матерью своей уже встретилась. А ты сходи в Храм Юпитера, поставь свечу, пожертвуй «золотой». Ну и напейся, что ли…
Латыпов выбрался из бункера, где располагался лазарет, во двор. Но посещение храма решил отложить – душили слезы. Спрятался за угол главного корпуса на задворках около конюшни и смолил одну за другой цигарки, пока не закончился табак.
И не сказать даже, что много думал. В голову почти и не лезло ничего – так, обрывки мыслей. И среди них самая главная, повторяющаяся, словно кто-то ее вращает в мозгу по кругу, мысль – на этом свете у него теперь не осталось ни одного родного человека. За что же он так прогневил Юпитера?..
– Ты чего тут, Серега, притулился? – От конюшни шагал знакомый боец караульной роты. – Ждешь, что ли, кого?
– Жду, – глухо отозвался Латыпов.
– А-а-а… А я в караулку топаю, на смену заступаю. – Боец остановился рядом и, ухмыльнувшись, спросил: – Я слышал, вы вчера в рейде лесовичку поймали?
– Поймали, – сказал Латыпов.
– Молодая?
– Молодая.
– Это хорошо. Как думаешь, когда ее в лупанар переведут?
– Что?
Старшина, продолжавший плутать среди своих мрачных мыслей, не сразу уловил смысл вопроса. Но через мгновение понял, чем интересуется молодой боец. Лупанаром в Капитолии называли публичный дом, предоставлявший соответственные услуги мужчинам из военного и трудового сословия. Выполняли обязанности «жриц любви» рабыни. Некоторые – круглосуточно, некоторые – из числа тех, кто днем нес трудовую повинность – в ночную смену.