Иньиго приступил. Поведал об убийстве и своих шрамах, о том, как выздоровел и выступил в путь. Как, скитаясь по миру, из городишек в столицы, из столиц в деревни, один, вечно один, иногда сочинял себе вымышленных спутников, ибо настоящих у него не водилось.
И когда ему было лет тринадцать, к вечеру его всегда кто-то ждал. Он рос и взрослел, и она тоже росла, эта девушка, она была рядом, всегда рядом, и они вместе жевали объедки на ужин и в обнимку спали на сеновалах, и когда ее черные глаза устремлялись на него, в них сияла невероятная доброта.
– Вот как сейчас добры твои глаза, что смотрят на меня, и ее черные волосы струились рекой, как струятся твои, и все эти годы ты была подле меня, Джульетта, и я люблю тебя и всегда буду любить, но я не могу, и я надеюсь, ты поймешь, потому что главное для меня – мое возмездие, оно превыше всего, и я не могу жениться на тебе, что бы ни прочел в твоих глазах.
Это ее так откровенно растрогало. Иньиго сразу понял. Увидел, что тронул ее до глубины души. Подождал ее ответа.
Наконец Джульетта произнесла:
– И часто ты рассказываешь эту байку? Небось деревенские девки с ума по тебе сходят. – Она шагнула к двери. – Вот им голову и морочь. – И ушла.
Наутро, не успел он погрузиться в глубины сознания, она вернулась:
– Погоди-ка, Иньиго, – на ужин у нас были объедки? Ты грезишь обо мне и мы жуем объедки? – Она шагнула к двери. – Тебе не грозит завоевать мое сердце.
Иньиго погрузился в глубины сознания.
Она растолкала его назавтра в полдень:
– Погоди-ка, Иньиго, – мы спали на сеновалах? Ты даже чистенькой каморки на постоялом дворе не сочинил? Сеновалы, между прочим, кусачие. – Она шагнула к двери. – Тебе нынче тем более не грозит завоевать мое сердце.
Иньиго погрузился в глубины сознания.
Назавтра на закате она возникла в дверях. Иньиго как раз шел на двор упражняться, и она сказала:
– Откуда мне знать – вдруг ты не найдешь шестипалого вельможу? И откуда мне знать – вдруг ты его не одолеешь? Мало ли что – вдруг меня обуяет жалость, я стану тебя ждать – а победит он?
– Это мой неотвязный кошмар. Я затем и учусь.
Она кивнула на шпагу:
– Умеешь что-нибудь?
Иньиго вышел на двор и в умирающем свете дня затанцевал со шпагой. Он желал ослепить Джульетту и завершил выступление приемом, которому много лет назад его научил шотландец Макферсон. Разворот, подбросить шпагу, в конце поклониться.
– Впечатляет, спору нет, – сказала Джульетта, когда он закончил. – Но вот найдешь ты этого мужика, проткнешь его – и что? Чем будешь на жизнь зарабатывать? Показывать свои