К полуночи все сообразили, что дела не задались.
Когда Уэстли и Лютик разглядывали отблески заката на горизонте, схватки происходили поминутно, но так и остались. В десять вечера – тоже поминутно, и Лютик терпела бы их молча, как и все предыдущие часы…
…но в полночь стало сводить спину. С этим бы Лютик справилась; Уэстли рядом – подумаешь, спазмы. Она уже приготовилась надолго с ними свыкнуться…
…но боль переползла в бока, отыскала одну ногу, затем другую, запылала огнем…
…и с огненной боли в ногах мучения только начались.
Лютик побледнела, но оставалась Лютиком, и к тому же ее освещало пламя костра. Она по-прежнему завораживала.
Лишь на заре все они увидели, что сделала с нею боль.
Уэстли не отходил ни на шаг, разминал Лютику спину, массировал ноги, утирал пот со лба. Вел себя образцово.
К полудню они поняли, что дела не задались очень серьезно.
Притопал Феззик, глянул, убежал и вновь беспомощно спрятался за деревом. Иньиго схватил шестиперстовую шпагу и сражался с ветром, пока не увидел, что солнце садится вновь и все это длится уже вторые сутки.
– Не хочу тебя тревожить, – прошептала Лютик возлюбленному.
– Пока ничего необычайного, – ответил Уэстли. – Судя по тому, что мне говорили, тридцать часов – совершенно нормально.
– Это хорошо, я рада.
Когда пришла следующая заря, Лютик, уже явно слабея, выдавила:
– А еще что тебе говорили? – и Уэстли ответил:
– Все в один голос утверждают, что чем дольше роды, тем здоровее ребенок.
– Как нам повезло, что у нас будет здоровый сын.
К следующему закату речь шла только о выживании.
Феззик рыдал за деревом, а Уэстли совещался с Иньиго. Говорили они ровно, но вокруг уже витал ужас.
– Я в этом совсем не разбираюсь, – сказал Иньиго.
– Я тоже.
– Я слыхал, их разрезают и тем спасают жизнь. Режут женщине живот.
– Убить мою возлюбленную? Да я убью того, кто попытается.
Тут Лютик вскрикнула, и Уэстли кинулся к ней, упал на колени.
– …Прости… что от меня столько… беспокойства…
– Почему ты кричала?
Лютик взяла его за руку, сжала крепко-крепко.
– …позвоночник горит…
Уэстли улыбнулся:
– Повезло. Если с позвоночником такое дело, это явный признак, что вот-вот родится наш сын.
– Позвоночник – ерунда, тем более когда привыкнешь. По-настоящему было больно, когда сказали, что Робертс тебя убил. Вот это было трудно. Тогда я страдала. А это… – Она попыталась щелкнуть пальцами, но тело не слушалось. – Ерунда.
– Мы с Иньиго как раз говорили – куда отправиться, когда станем настоящей семьей. Помнишь, уезжая с фермы твоего отца, я думал про Америку? Мне по сей день нравится эта идея, что скажешь?