Разговор в машине был более неформальным, как будто три друга болтали в вонючем салоне машины, доверху набитом героином. Я вспомнил свои поездки в детские годы, например, в Клактон на выходные, по радио пели Карпентеры, и о чём мы болтали? Обо всякой ерунде – кто хочет мятную конфету, кто найдёт больше красных машин… играли в угадайку… Я улыбнулся, представив, как развлекаются эти два головореза в арафатках и с огромными автоматами: «Так, моя очередь! Угадай, что загадал: вижу рядом ясным взглядом кое-что на букву… З!», и два других кричат: «Заложник!», а Карен в это время просит почтальона подождать минутку.[11] Может быть, это героиновые испарения на меня так подействовали. Но разве не дико? Для этих троих поездка была повседневной рутиной, они просто везли груз, как всегда, а я в эти минуты проходил через весь спектр эмоций, я думал о собственной смерти и ждал её. Так вот, я представлял себе всякую чепуху, а моё сердце в это время бешено колотилось. Они запросто могли везти меня вглубь пустыни, чтобы там убить. Я был вне себя от ожидания. Дико, я уже говорил. Вы себе и представить не можете, и я рад, что не можете; это выносит мозг.
– Зачем они решили перевезти вас в другое место?
– Понятия не имею. Такое бывает, если заложник привлекает слишком много внимания или поблизости ведётся спасательная операция. Машина заехала в гараж. Я понял, что это гараж, потому что услышал эхо, когда за нами захлопнулась железная дверь. Запах солярки и застарелого солидола тоже ни с чем не спутаешь. Дверь открылась, крикливый охранник и его приятель с автоматом вытащили меня. Я немного осмелел: у них было столько возможностей убить меня, так что, если бы они хотели, сделали бы это раньше. Зачем везти меня в другое здание, только чтобы убить? Ведь вокруг глухая пустыня, где никто не увидит. Я снова вспомнил Аарона. Охранник потащил меня куда-то за руку, я подчинился, не желая упасть. Я не имею в виду, что не мог устоять на ногах, но я же понимал, к чему идёт.
В доме пахло получше, чем в том здании, и, казалось, построен он крепче. Кафельный пол, тогда как там он был грязный, пыльный, отвратительный. Я услышал, как хлопнула дверь, судя по звуку, прочная, деревянная, плотно прилегающая к дверной раме. В том здании двери были расшатанные, с решётками, как на конюшне, и вообще всё сделано кое-как, из самых дешёвых материалов для дачи. Этот дом скорее напоминал виллу.
Меня потащили вверх по лестнице, и моя рука коснулась холодных перил, как мне показалось, из кованой стали. Немногие дома в этом районе могли похвастаться такой роскошью; это означало деньги. Меня отвели в комнату, бросили на кровать и почти сразу же, к моей великой радости, сняли с головы мешок. Не думаю, что я бы смог провести ещё несколько дней с этой гадостью на лице. До сих пор не могу вспоминать о ней без содрогания. Я осмотрелся: здесь было окно, и в комнату лил свет. Какое счастье вновь увидеть его, увидеть белые стены! Пол был покрыт белым кафелем с узорчатой каймой, стены оштукатурены и выкрашены белым. На стене висел красно-золотой тканый ковёр, у окна стояли деревянный стул, маленький столик, с потолка свисала деревянная люстра. Настоящая роскошь в сравнении с тем, где меня держали до этого. На кровати – чистый матрас, но никакого постельного белья. Мне было всё равно, и вообще в таком положении жаловаться не стоило, верно?