– Может быть. Мне не совсем понятен процесс переговоров, Поппи, поэтому в таких вопросах я не авторитет.
Поппи удивлённо посмотрела на него.
– Значит, нет?
Он быстро ответил:
– Этого я не говорил. Значит, за кадром могут происходить вещи, о которых я не знаю. Возможно, кто-то добивается его освобождения неизвестными мне способами, если бы я знал о них, то мог бы спасти и Мартина, и других. Наша разведка будет вести переговоры с посредниками, как только нам сообщат что-то конкретное, мы будем действовать.
– Я понимаю, Роб, но всё-таки не могу себе представить даже примерный план. Как они собираются вытащить его оттуда? Как пытаются помочь моему мужу? – Поппи сама сознавала, что повысила голос.
– Не знаю, Поппи, но лучше верить – они пытаются.
– Значит, возможен и другой вариант? Это вы имеете в виду, Роб?
– Нет! – Он продолжал стоять на своём, но Поппи заметила его взгляд. За пару дней она достаточно узнала Роба, чтобы увидеть на его лице страх. Именно о другом варианте он и думал. Иногда не стоит быть очень уж умным; иногда люди понимают слишком много, и это не приносит им счастья. Сейчас был именно этот случай.
По маленькому приёмнику передавали старые шлягеры, а Поппи стояла у раковины и смывала с пластмассовых валиков лосьон для укладки волос. Её ноги сами собой пританцовывали в такт хиту «Со мной ты шутишь, ты шутишь, мой лютик, малютка».[2] Вспоминая вчерашний день, она думала – хорошо, что теперь Дженна всё знает. Не то чтобы она могла помочь в такой беде, но, разделив с ней непосильную ношу, ощущая поддержку подруги, Поппи почувствовала себя немного лучше. Ещё она верила – чем больше людей будут желать Мартину счастья, тем лучше ему станет; через огромное расстояние они сумеют донести до него свою любовь.
Поппи скептически относилась к существованию Бога. Религия была предметом, в котором она не пыталась разобраться и о котором избегала всерьёз задумываться. Но сейчас, во времена страданий и тягостных раздумий, мысль о неких всемогущих силах стала ей не только близкой – она радовала. Поппи молилась за мужа, надеясь, что её слова дойдут до того, кто поможет. Просьбы были и большими, и маленькими – «пусть ему сегодня будет полегче», «пусть он вернётся домой, ко мне»…
Поппи улыбнулась, увидев, как зашушукалась бригада цирюльниц, выясняя, почему её встречает с работы не муж, а какой-то другой солдат. Роб топтался у обочины, ожидая, пока Поппи закончит работу. Он мог постоять за себя на поле битвы, мог вести боевые действия в джунглях, мог отражать артиллерийские атаки. Но он ощущал свою беспомощность перед лицом армии женщин бальзаковского и постбальзаковского возраста, чьим оружием были папильотки, горячий чай и сплетни.