— Пойдём дальше, — сказал я. — Итак, мы установили, что Нинель не звонила. И ехать сюда нам одним не разрешала. А кто же звонил? Не торопись. Хорошенько подумай!
— Моя двоюродная сестра, — признался Глеб.
— Так, так, так… Вот, значит, зачем ты из всех болезней выбрал для Нинель именно ангину: болит горло, голос хриплый — и не похож. Понятно, понятно… Зачем же тебе нужно было, чтоб мы поехали без неё? И чтоб все думали, что Нинель разрешила? Не торопись. Правду, одну только правду! Ничего, кроме правды!..
— Мне мама рассказала про собрание… Там некоторые родители… За то, что Нинель нам самостоятельность… Ну, разрешала одним ездить на стадион и вообще… Говорили, что если она ещё…
— Стоп! — крикнул я, потому что испугался, как бы Глеб всё до конца не раскрыл, не рассказал сам. А между тем догадка озарила меня так ярко, как никогда ещё раньше не озаряла! И я мог продолжить его рассказ, окончательно доказав, что прозвище своё ношу недаром, не просто так. — Следите за мной! — торжественно сказал я. — Следствию всё абсолютно ясно. Конечно, я должен во всём сомневаться. Но я не сомневаюсь, что было так… Именно так! И никак иначе! Ты, Глеб, решил: если Нинель ещё раз предоставит нам самостоятельность (да ещё какую: разрешит одним ехать за город!), родители добьются, чтобы она ушла из нашего класса. Тем более, что она молода и прелестна, нету опыта и так далее. Пойдём дальше! Все мы слышали, что она звонила. Хоть звонила твоя сестра… А если бы Нинель и доказала, что не звонила, ей всё равно сказали бы: «Вы приучали их к самостоятельности — и вот результат!» Знаем мы наших родителей! В общем, твоей целью было: всех их разволновать! Так, так, так… Состав преступления налицо! Ты хотел, чтоб мы не успели на электричку и попросил Племянника запереть нас в подвале. А следующая электричка — вот эта. Мы возвращаемся чуть ли не ночью… Родители в панике! Нинель уходит. А к тебе, наоборот, всё снова приходит: кружок имени дедушки, уголок имени дедушки… Ты снова выступаешь с воспоминаниями о своём дедушке, опять становишься почётным членом кружка! И вообще самым почётным в классе… И даже во всей нашей школе!
Глеб молчал. Расследование было закончено. И тут уж я позволил себе сказать:
— Это подлость.
Наташа покачала головой.
— Он не так уж и виноват.
— Он?!
— Конечно… Глеб был раньше совсем другим. А потом не смог отказаться от того, к чему мы его приучили. Мы сами! Он любил собак. Но мы заставили его о них позабыть…
— О, как ты добра! — крикнул я.
В пустом вагоне мой голос усилился, все обернулись. Миронова подняла руку. Но я ей слова не дал.