Было бы интересно услышать, что может сказать человек, получивший «предостережение». Но, как это ни странно, покойный Билинский в двух томах своих воспоминаний, в которых уделено очень много места его политической деятельности, ничего не говорит об этом предостережении. Отсюда некоторые авторы сделали вывод, что он никакого предостережения не получал, так как иначе он упомянул бы о нем ввиду его исключительной важности. Но более вероятно другое: ему не хотелось вспоминать это неприятное обстоятельство – то, что он не отговорил эрцгерцога от его роковой поездки или хотя бы в качестве министра, на котором официально лежала ответственность за управление Боснией, не позаботился о том, чтобы были приняты надлежащие меры для охраны эрцгерцога и произведены тщательные розыски в Сараеве для предупреждения покушения.
Ввиду ужасных последствий, которые имело это убийство для Австрии и всего мира, такое упущение должно было терзать его, как самый ужасный кошмар[63]. Когда война еще продолжала бушевать, один австрийский историк обратился к нему с просьбой, не может ли он пролить свет на так называемое сербское предостережение относительно сараевского заговора. Билинский ответил на это кратким письмом, содержание которого очень характерно. Он писал, что охотно готов беседовать о каких угодно моментах этого неприятного дела, но только не об этом вопросе, который он хотел бы предать забвению.
В своих мемуарах он только выражает сожаление, что с ним не посоветовались относительно организации поездки, так как эрцгерцог выразил желание, чтобы все это дело было передано исключительно начальнику области генералу Потиореку, губернатору Боснии и Герцеговины, как командующему войсками, и чтобы министра финансов не привлекали к этому деду.
«Против этого я не мог возражать, потому что я не вмешивался в организацию провинций, поскольку это касалось военного управления. В мое ведение входили только набор рекрутов и оплата связанных с этим расходов…
Слухи, что я предостерегал императора перед поездкой эрцгерцога, неверны, потому что я не имел права вмешиваться в поездку чисто военного характера, а на превращение ее в путешествие политического значения разрешение дано было помимо меня, и я о нем даже не знал».
Билинский говорит, что он изложил эти обстоятельства на аудиенции, которую имел у императора через два дня после убийства, и что император снял с него всякую ответственность. За исключением этой аудиенции, он никогда не говорил о поездке эрцгерцога, ни до того, как она была предпринята, ни после.