* * *
Так, подчиняясь загадочному внутреннему голосу, идут на нерест рыбы. Так летят весной птицы, преодолевая тысячи километров над морями и континентами… И они не могут объяснить этого. Лукавые учёные люди только делают вид, что объяснение это есть, когда произносят слова про инстинкт: уловка здесь в том, что они не понимают явление, а всего лишь его называют.
И я вспоминаю наклонённые от плодов ветки яблонь и слив около петли этой дороги в Васильсурске. Деревья, уже покинутые людьми, стоят по горе и продолжают плодоносить словно ждут, что люди обязательно вернутся. Потому что не сумели взять с собой ни свои деревья, ни тот клочок земли, без которого вряд ли получится жить.
Фольклор невероятно важен… Всё, что входит в него, не навязано, не придумано, а естественно выросло вместе с человеком. В фольклоре нет механизма для того, чтобы поддерживать мёртвое, для того, чтобы бесконечно из этого мёртвого изображать живое.
Дмитрий Покровский
Моё знакомство с Виталием Александровичем Акцориным, учёным, который исследовал традиционную культуру марийцев, состоялось в середине восьмидесятых годов, задолго до того, как мы с моими товарищами начали изучать древности духовной культуры Лесного Заволжья.
Недавний выпускник Горьковского университета, я приехал в Йошкар-Олу и пришёл к Акцорину в Марийский институт языка, литературы и истории с бумагами. Меня попросили заодно, коль скоро уж я собрался в соседнюю столицу, свозить к нему на рецензию рукопись. Мог ли я предположить, открывая дверь комнаты заведующего сектором фольклора, что захожу к человеку, которого спустя годы буду считать своим учителем.
Виталий Александрович был немолод. Обветренное лицо сельского интеллигента – то ли агронома, то ли учителя, очки… На просторном столе были аккуратно разложены бумаги, с которыми он работал: выписки, тексты из-под машинки, несколько словарей. Но тут же нашлось место и для нехитрого угощения.
Он заварил мне чаю, как узнал, что я приехал издалека. Посадил напротив за свой стол и стал расспрашивать о жизни в Горьковской области, о научных поисках фольклористов и этнографов. Разговор получился необычным. Оказалось, многие районы, многие сёла и деревни он знал до мелочей. И легко сам переходил к рассказу о корнях тамошних жителей, об их поверьях. Получалось, деревни эти были куда древнее, чем могли показаться, а фамилии местных жителей, конечно же, считавших себя русскими, было легко понять, зная марийский язык, или, например, эрзянский. Если обратиться к старинным преданиям, то память людей оказывалась даже ещё глубже, чем сами они думают. Такое бывает.