– Ну, вообще-то… – она отшатнулась от прилавка, готовая проклясть день, когда согласилась быть продавщицей в этой дыре. Зимой вообще никого. Доходы – нуль. Одни нервы… – Вообще-то, у меня есть там, в запасе, пара ящиков. – Она махнула ладошкой в сторону складской двери в проеме между полками. – Забыла про них совсем, не торгую потому что. Нельзя нарушать распоряжение администрации. А так-то оно стоит…
– Ну и хорошо, что не торгуете, – промямлил Нелюбин, блуждая глазами по полкам. – Значит, не нарушаете. Давайте нам их. Комиссия пересчитает, сверится… Неси, Марфа Степановна! Отменим мы это бессмысленное распоряжение. Завтра же и вынесем постановление.
Вибрация моментально прекратилась. В груди у Марфы Степановны свистали теперь соловьи: пронесло!
– Сколько вам? – В её голосе звенело торжество.
– Три… – показал на пальцах Иванов.
– Бутылки, что ли?
– Литра!
– Понятно…
По лицу старухи скользнула улыбка. Шмыгая носом, она обернулась к складу. Еще бы ей, Марфе Степановне, не улыбаться. Благодаря «черной дыре» она выучила двоих дочерей и сына-офицера, и теперь еще продолжала слать им деньги в далекие края.
– Я ить не ворую, Фролыч, – упрямо повторяла она Нелюбину. – Вы меня давно знаете…
– Если раньше сесть, то быстрее выйдешь, – отпускал плоские шутки Иванов. Ему не жалко было бабу Марфу. Он знал о ней всю подноготную. И если бы не сын-офицер, сидеть бы ей на старости лет. С «офицером» Иванов учился вместе в школе. Иванов в пятом, тот – в десятом.
Сгребя с прилавка товар, мы тихо удалились.
«Уазик» тронулся вновь мимо дачных домиков, похожих на скворечники, мимо просторных узорчатых особняков. Промелькнул мимо и губернаторский дом с витыми решетками на окнах и золоченой изгородью из островерхих пик. Около дома на скамье, улыбаясь, сидела белокурая женщина пенсионного возраста.
– Дозор на месте! – крикнул Иванов
Мы остановились у церкви. Высокий деревянный крест по-прежнему торчал на косогоре.
– Вот, – сказал Нелюбин. Обычно здесь все сидят, кому надо. Сядешь, ноги вытянешь, отдыхаешь на лужке. Крест кому-то понадобился, будто здесь у нас кладбище. Камней натаскали… козлы. Ума не приложу, для чего это надо. Никогда здесь не было крестов, старики помнят…
– А давай его выдерем и под яр. – Грузин улыбался. – Раз здесь он не должен стоять. Махновцы, может, поставили.
– Откуда здесь они?! – У Нелюбина глаза полезли на лоб. – Ну, ты, Грузин, даешь. Забыл, где обитаешь? Хе-хе-хе… Эти его поставили… Черти! Хрен их поймешь, чем они занимаются. Движение какое-то, что ли. То ли тайгу охраняют, то ли веру новую строят. В общем, эти самые. – Он прислонил указательные пальцы к основанию лысины, изобразив рога. – Неделю назад здесь их в воскресенье видели. А может, еще раньше. Непонятные. Скользкие. Вроде говорят конкретно, по существу, а копнешь – пустота. Одна трухлявая солома, словно её мыши зубами исстригли.