К госпиталю приехал в десятом часу. Вошел в здание с центрального входа. По всей вероятности, существовал еще один «вход-выход» либо даже и не один. Через которые сновали на задворках различные службы, включая слесарей и санитарок. Надо было проверить это предположение.
Николай показал удостоверение и пошел коридором к знакомой палате. Отопление уже отключили, в помещении ощущалась прохлада. Вошел в палату, ловя взглядом знакомую фигуру. И не поймал. Пусто на постели. Одеяло откинуто. Подушка примята.
– На процедуры пешком отправился, – пояснили сзади. – Ноги тренирует…
Голос показался знакомым. Лушников обернулся. На кровати сидит одноногий тип.
– Володя…
Тот шевельнул культей, собираясь встать.
Лушников протянул для приветствия руку. Узнал инвалида, который с помощью инвалидной клюки недавно «вставлял» окна в машине одного адвоката. Инвалидная клюка – это весомый аргумент в опытных крепких руках.
Взял стул и сел напротив, соображая: госпиталь – то самое ведомство, где и должны лечить таких вот.
– Чо не звонишь? – спрашивал тот. – Я тебе несколько раз пытался тоже, но все напрасно. То ушел, то скоро должен подойти. Дед какой-то отвечал.
– Дядя…
– А сюда какими судьбами? У тебя же другое ведомство…
Лушников стал быстро рассказывать. Сосед по палате, что на процедурах, – его отец. С дистрофией лежит… Дистрофия – результат внезапной женитьбы.
Казанцев понимал с полуслова. Вечная проблема всех стариков. И даже не удивился, услышав о притязаниях на квартиру. Проблема известная: могут и голову открутить – только дай волю.
– Так что нет никакой уверенности, – говорил Лушников, – что его оставят в покое…
Инвалид упирался руками в кровать и качал головой – ни перед чем не остановятся.
– Таблетками, говоришь, потчует? – хмуро спросил.
Лушников вынул упаковку, высыпал на ладонь.
– Понятно, – взглянул тот. – Присмотрю за ним тут, но ты обо мне молчи… Какая, говоришь, из себя?… Около сорока?…
И снова качнул головой. Невысокая и стройная… Светловолосая. Ищет места под солнцем. Торопится. Потому что потом будет поздно – участки займут.
Он опустил голову, выдвинул из-под кровати ногу с пустой штаниной и обнажил посинелый обрубок.
– Видал, что с култышкой мне сделал? Бампером, козлина, заехал… Ну, ничего… Сойдутся еще наши дорожки.
– Надо было полицию вызвать.
Но тот махнул рукой:
– Он хоть и причинил вред, но я все равно доволен. А тебе спасибо, что выручил.
Лушников улыбнулся, вспомнив битву человека и машины на перекрестке. Мимо того события невозможно было пройти, потому что оно было достойно и писательского пера и журналистского объектива. Пешеход был прав, потому Лушников и вмешался. И благодарности здесь ни к чему.