– Отдал ему права?… – спросил Казанцев. – Не отдавай. Я бы из них вермишель сделал. Видал, братков вызвал?… Крутой… А за отцом я твоим присмотрю. По ночам у меня все равно бессонница.
Казанцев опустил штанину. Потом продолжил:
– Протез, сука, германский сломал – в ремонт пришлось отдавать… Теперь прыгаю на костылях, будто кролик.
– В суд его надо было…
– Обойдусь. Долги я свои взыскал – стеклышки и рихтовка тоже не мало стоят.
Просторная дверь палаты вдруг отварилась, и вошла медсестра под ручку со старшим Лушниковым.
– Здравия желаем! – произнесла она.
Отец улыбался. Каких-то несколько инъекций – и нет больше в нем тягучей отрешенности. Жизнь снова интересует человека. Появился аппетит и желание действовать.
– Сынок…
Лушников поднялся. Взял отца под руку.
– Я сам… Я еще сильный…
– Ну, разговаривайте тут, – сказала сестра и вышла.
Отец продолжал бормотать. Всю задницу искололи. И под лопатку умудрились воткнуть. И под капельницу кладут каждый день. Так что у него времени совсем не остается, что даже газету некогда дочитать…
– Как там дела? – спросил. – Ну, в целом?… Не приходила?…
Беспокоит, свербит старая душевная рана. Забыть негодяйку никак не может.
– Нет, пока… – ответил сын. – Не приходила.
Он кашлянул и многозначительно посмотрел в сторону Казанцева. Палата на двух больных. Конечно, не идеальное место, чтобы тихо отправить человека в мир иной, однако и сюда проникнуть могут. А медики напишут какую-нибудь ерунду в заключении: умер, например, от запора – вот и радуйся после этого.
– У меня тоже все нормально, – сказал Николай. – Жду приказа, а пока отдыхаю…
– Это хорошо, – бормотал отец. – Служить надо. Глядишь, подполковника присвоят.
Человек жил старыми понятиями: солдат спит – служба идет. И ведь сам когда-то служил – по лезвию ножа, бывало, съезжал. Куда все ушло?… Забыто?… Стерлось из памяти?… Выветрилось другими проблемами?… Квартиры едва не лишился, и самого чуть на доски не уложили, но, похоже, так и не понял человек. Вероятно, это маразм.
– Так и летаешь, папа, во сне? – спросил Николай.
– Летаю, сынок. Но, ты знаешь, – он округлил глаза. – Повадилась мать со мной. Позади. А ведь истребитель-то одноместный. Вот какие сны, сынок. И все время спрашивает: «Не понял до сих пор, что ли?» А я и не знаю, о чем…
Зато сын понимал, о чем. О том самом. О главном. Ворон ловит отец, по верхушкам смотрит, когда надо под ноги больше глядеть, чтобы в люк не свалиться. Подобрал себе жену – чуть не сыну ровесница. Это ли не верхоглядство?! Матери было видно с той стороны.
– Как там Настасья с Иваном? – спросил отец. – Из штанов не выпрыгивают?… Ну и ладно… Только бы меня не ругали. А то ведь я тоже как понесу по кочкам – мало не покажется…