Необыкновенные металлические кружочки, прочные, идеально ровные, с выбитыми по краю словами: «Да пребудет с вами Бог», поблескивали в лучах заходящего солнца. Старый меняла поддался искушению.
- Я дам тебе за нее десять динариев, - не очень уверенно произнес старик, пробуя монету на зуб. Она была такой прочной, что и самый острый нож не оставил бы царапины на ее поверхности. Старик не знал, что и подумать. Откуда в бедной Голландии взяться этим чудесным монетам?
- Пятьдесят динариев за пять таких монет, - невозмутимо подытожил Долф, прекрасно понимая, что меняла совсем не то хотел сказать.
- Ты потерял рассудок!
Долф горделиво выпрямился, опершись рукой на рукоять ножа, и свысока бросил:
- Как ты смеешь так говорить со мной, торговец? Я Рудолф Вега ван Амстелвеен.
- Конечно, конечно, благородный господин, - забормотал старик, весь съежившись, - прости меня, я всего лишь старый бедный еврей. Через наш Ротвайль торговые караваны не проходят.
- Так выбери себе другое место, - небрежно заметил Долф.
Старик печально смотрел на него. Ростом он был заметно ниже мальчика.
- Разве я сам не хотел бы поселиться в другом месте, благородный господин? Ты ведь знаешь, это невозможно.
Он грустно покачал седой головой, и Долф позабыл о роли надменного рыцаря. Его мучили угрызения совести.
Он знал, что и в его время люди, охваченные безумной ненавистью, истребляли евреев. Это было еще до рождения Долфа, но век-то был все тот же, просвещенный двадцатый век. В далекой древности еврейскому пароду, видно, тоже приходилось нелегко, если нельзя было даже переселиться в другое место. И он-то хорош - пугает несчастного старика, выманивает у него деньги.
Но воспоминание о тысячах маленьких голодных путников вернуло Долфу железную решимость.
- А ну-ка скажи, - продолжал он, напустив на себя самый свирепый вид, - сколько хлебов можно купить в Ротвайле на один динарий?
Старый еврей захихикал, словно услышал хорошую шутку.
- Штук пять можно, знатный господин.
- И больших?
Старик широко расставил руки.
- Не знаешь ли ты человека, который возьмется испечь их за одну ночь?
- Гардульф может, - после некоторого раздумья отвечал меняла.
- Решено. В таком случае я отдам эти деньги Гардульфу.
Пальцы старика тут же накрыли монету.
- Ах, благородный господин, разве Гардульф понимает в деньгах? Он простой булочник, к тому же потомок чужеземца.
- Не имеет значения. Мне требуется великое множество хлебов. Там в долине, у костров, их ждут тысячи голодных детей.
- Ты хочешь купить еду для них? - изумился еврей. - Как так?
- Просто сердце мое еще не очерствело, подобно сердцам жителей Ротвайля.